Убить Гитлера - страница 17
И вот они выходят на улицу. Сергею кажется, что ноги его превратились в ходули. Рядом идёт человек, которого он должен убить. Враг его и враг всего человечества не выглядел монстром. Наоборот, это вежливый, спокойный, и скромный паренёк. Убить идущего рядом – это не убить врага в бою, когда знаешь – или ты его, или он тебя, третьего не дано. Убить можно того, кого ненавидишь. Ненавидишь всеми фибрами души. Или того, кого не считаешь человеком. Но шедший рядом не вызывал ненависти. Он рассуждал о музыке и о живописи, указывая изредка на связь живописи с другими видами искусства.
С Гумбольтштрассе они повернули налево, на Шиллерштрассе. Потом прошли мимо маленького сквера и повернули на короткую, застроенную небольшими домами, улочку Ауэрпергштрассе. Сергей плохо слушал рассуждения Адольфа, предоставляя ему возможность говорить что угодно, лишь изредка встревал с вопросами, как бы возникавшими случайно.
– Ты родился в Леондинге?
– Нет, что ты! Я родился далеко отсюда. О Брауннау когда-нибудь слышал?
Точка седьмая. Адольф Гитлер родился в Браунау-на-Ине. Совпало.
Сергей кивнул – слышал. В этом он не обманывал Адольфа. Слышал, и не раз. Теперь всё внимание Сергея было сосредоточено на дороге. После Штокхофштрассе, пересекавшим улицу Ауэрпергштрассе, начинался пустырь. В середине ХХ века там разобьют парк, будет ботанический сад, но пока, в 1905 году, небольшие лесные массивы перемежались с карьерами для добычи песка.
– Правда, что твой отец однажды менял фамилию?
– Да, засмеялся Адольф. Прежняя его фамилия была Шикельгрубер. Представляешь, какой смех! Разве такая фамилия может звучать? Такие фамилии у половины жителей Австрии. А Гитлер? Звонкая, сильная как взрыв! Можно выйти на площадь и крикнут во весь голос – Гитлер! И все обернутся! А Шикельгрубер? Пока выговоришь, толпа разбежится. Определённо говорю, если мой отец и сумел сделать карьеру, то лишь благодаря тому, что сменил свою прежнюю фамилию на Гитлер. Шикельгрубер никогда бы карьеры не сделал.
Точка восьмая. Отец Адольфа Гитлера поменял фамилию Шикельгрубер на Гитлер в 1876 году. Совпало.
Сергей вспомнил не раз виденные в кино длинные шеренги нацистов с взметнувшимися в едином порыве руками – «Хайль Гитлер!» Неужели и эта малость – изменение фамилии – повиляла на ход истории? Представить толпы, скандирующие «Хайль Шикельгрубер!» ему не удалось.
Капкан захлопнулся. От Сергея требовали не менее восьми совпадений, и все они случились. Лицензия на убийство получена.
– Ты думаешь о чём-то другом, – неожиданно заметил Адольф.
Наблюдательный парнишка.
– Ты знаешь, – протянул Сергей. – Мне показалось, что твоя мама чувствует себя не очень хорошо. Такое ощущение, что она приболела.
- Ты прав. Она действительно болеет. В её годы болезни – не редкость. Она получает лечение.
– И кто её лечит?
– Есть один. Эдуард Блох. Еврей, но хороший врач.
Сергея словно ведром ледяной воды окатили. Началось с «еврей, но хороший», а кончилось газовыми камерами. Посеянное в детстве зло дало всходы. Научился этому у отца-пьяницы? Отец твой умер в пивной, а ты сдохнешь в канаве!
– Ты не любишь евреев?
– А кто их любят! Их терпят, пока они нужны. А будут не нужны – их не станет.
Стало мерзко и противно. Случайностей нет. Но надо переключить внимание на что-то другое, чтобы сохранять полный контроль над собой. Сергей попытался сосредоточить своё внимание на карьерах, мимо которых они проходили.
Вот и карьеры. Не глубокие, внутри людей не видно. Далее – по часовой стрелке: кустарник, вдали собор – километра полтора. Пустырь. Роща. Снова плешь пустыря, за которой видны деревянные домики. И снова дорога. Хочется, что бы всё случилось поскорее. До карьера справа – двадцать шагов, до густых зарослей кустарников слева – десять.
Сергей ещё раз оглядывается – убедиться, что никого нет – и достаёт из кармана губную гармошку. Останавливает того, кто уже не станет фюрером Третьего рейха, и протягивает ему гармошку. И – словно случайно – отпускает гармошку за секунду о того, как пальца Адольфа должны были схватить её. Гармошка падает. Адольф удивленно смотрит на Сергея, затем наклоняется, чтобы поднять губную гармошку.