Убийство в старом Бомбее - страница 2

"А мы?" Я спросил. У меня в голове загудел барабан. Я лег на спину и прижал ладонь к ноющему пульсу над ухом.

В последующие дни мой врач приходил, добавляя множество предостережений, как это делают медики. Он казался одновременно довольным и сомневающимся в моих успехах. Уже не молодой человек, я лежал в постели, размышляя о своем будущем, и находил его мрачным. У меня не было семьи, только старый отец Томас из приюта Миссии, который вырастил меня. Мои друзья из Компании были похоронены в красной пыли Карачи. Из старой роты остались только Смит, полковник Саттон и я.

Жить на нем было мало пользы. Вместо этого я снова и снова возвращался к загадке женских смертей. Смогу ли я собрать воедино ужасные события того солнечного октябрьского дня? История начала исчезать с первых полос, уступая место новостям о расширении железных дорог на Индийском субконтиненте. И все же это сердечное письмо не давало мне покоя: они ушли, а я остаюсь , - написал молодой муж. Его слова пронзили меня острым пламенем его горя. Я кое-что знал о его боли, потому что моих братьев по оружию больше не было, а я остался.

Через неделю меня выписали из больницы. Большая часть моего армейского заработка ушла на мое попечение, и у меня было сорок рупий на мое имя. Мне нужна была работа.

Что ж, возможно, я смогу написать для газет. Думая об этом фрагменте, письме к редактору, засунутому в мой бумажник, я решил позвонить редактору « Хроники» .

ГЛАВА 2

ИНТЕРВЬЮ

Прошло четыре недели с тех пор, как письмо молодого мистера Ади Фрамджи прожигло мой туман в армейском госпитале. Убедив редактора « Хроники» в моей серьезности, я проехал на тонге по красным деревьям гульмохур и величественным домам, чтобы отстаивать свое дело перед затворником мистером Фрамджи. У входа в большой белый дом на Малабар-Хилл привратник в тюрбане исчез через богато украшенную дверь с моей визитной карточкой: капитан Джеймс Агнихотри, «Хроники Индии», Бомбей.

Теперь, стоя на вершине лестницы возле особняка Фрамджи, я надеялся встретить человека, слова которого не покидали меня: они ушли, а я остаюсь.

Наполненный трепетом, я вдохнул свежий утренний воздух. Бугенвиллия танцевала на ветру у рифленых колонн и разбрасывала розовые лепестки по гладкому мрамору. Исчезнувшая красота цветов задела острую ноту, вторя трагической утрате, случившейся несколько месяцев назад. Жена и сестра Ади Фрамджи разбились насмерть на университетской башне с часами. Две женщины покончили жизнь самоубийством или их убили? Суд не смог разрешить вопрос из-за отсутствия доказательств. Поскольку молодой мистер Фрамджи никогда не общался с прессой, интервью могло стать началом моей новой карьеры. Я ждал со шляпой в руке.

Мне либо скажут, что мистера Фрамджи, студента юридического факультета, сына землевладельца парси, а ныне покойного вдовца, «нет дома», либо мне будет предоставлено собеседование, которое я просил на прошлой неделе. Он не ответил на мою записку. Я мог бы подождать, но мне не терпелось стать журналистом.

Когда я потрогал край шляпы, мужчина вернулся и сказал: «Ади Сахиб увидит тебя».

Я вошел в мраморное фойе и последовал за ним в утреннюю комнату, где свет проникал сквозь зелень.

"Привет. Я Ади.

Худой, бледный молодой человек стоял у широкого стола, положив руку на темное дерево. Я видел, что здесь не было инвалида. Он подошел уверенным шагом. Его безупречная белая рубашка и свежий воротник обрамляли тощие черты лица. Широкий костлявый лоб возвышался над узким носом и гладко выбритой челюстью. Он внимательно изучал меня через очки в металлической оправе, но не злой.

Он увидел высокого парня с руками и плечами боксера и коротко остриженными волосами, которые не лежали на одном ухе. Бледный английский цвет лица моего неизвестного отца изменился за годы, проведенные мной на Фронтире. Его глаза без каких-либо искажений скользнули по моим военным усам и простой одежде, но я чувствовал себя измеренным каким-то неопределенным образом.

«Джим, сэр». Я шагнул вперед, чтобы пожать руку. «Мои соболезнования в связи с вашей потерей».

"Спасибо. Военный?" Его хватка была твердой, ладонь была сухой и гладкой.