Удольфские тайны - страница 32

Последние слова вывели Сен-Обера из глубокой задумчивости, и он воскликнул:

– Скончался! Боже мой! Но когда же?

– Говорят, пять недель назад, – ответил Лавуазен. – А вы знали маркиза, месье?

– Невероятно! – проговорил Сен-Обер, не отвечая на вопрос.

– Почему же, дорогой отец? – с робким любопытством спросила Эмили.

Он не ответил, снова погрузившись в раздумья, а спустя несколько мгновений, придя в себя, осведомился, кто унаследовал замок.

– Я забыл титул нового хозяина, месье, – ответил Лавуазен. – Но знаю, что господин живет в Париже и сюда не приезжает.

– Значит, замок стоит запертым?

– Все не так плохо, месье. За ним следят старая экономка и ее муж-дворецкий, но они живут в коттедже неподалеку.

– Должно быть, замок слишком большой, и жить там вдвоем неуютно, – заметила Эмили.

– Крайне неуютно, – согласился Лавуазен. – Я не стал бы там ночевать даже за целое состояние.

– Что вы сказали? – снова очнувшись от задумчивости, переспросил Сен-Обер. Едва хозяин повторил последние слова, из груди Сен-Обера вырвался стон, но чтобы скрыть болезненную реакцию, он поспешно спросил хозяина, давно ли тот живет в этих краях.

– Почти с детства, – ответил Лавуазен.

– Значит, вы помните покойную маркизу? – уточнил гость изменившимся голосом.

– Ах, месье! Прекрасно помню. Да и многие ее помнят.

– Я – один из них, – подтвердил Сен-Обер.

– Увы, месье! Мы говорим о самой красивой и самой добродетельной даме. Видит Бог, она заслуживала лучшей судьбы.

В глазах Сен-Обера снова заблестели слезы.

– Достаточно, – остановил он собеседника, не в силах справиться с чувствами. – Достаточно об этом, друг мой.

Крайне удивленная необычным поведением отца, Эмили воздержалась от вопросов и замечаний.

Лавуазен начал извиняться, однако Сен-Обер его остановил:

– Не стоит извинений. Давайте лучше сменим тему. Вы говорили о музыке, которая только что звучала.

– Да, месье. Но тише! Вот она звучит снова. Послушайте этот голос!

Все замолчали.

Спустя несколько мгновений голос растворился в воздухе, а инструмент заиграл тихо, но полнозвучно.

Сен-Обер заметил, что он звучит мелодичнее обычной гитары, а меланхолией и мягкостью превосходит лютню.

Вскоре музыка стихла.

– Странно! – проговорил Сен-Обер, нарушая молчание.

– Очень странно! – подтвердила Эмили.

– Действительно, странно, – согласился Лавуазен, и снова воцарилась тишина.

После долгого молчания хозяин заговорил первым:

– Впервые я услышал эту музыку восемнадцать лет назад. Помню, стояла чудесная летняя ночь – совсем как сейчас, и я в одиночестве шел по лесу. Настроение было ужасным, потому что один из сыновей тяжело заболел, и мы боялись его потерять. Вечером я дежурил возле его кровати, пока жена спала после бессонной ночи, а потом вышел подышать свежим воздухом. Шагая под деревьями, я внезапно услышал мелодию и решил, что это Клод играет на флейте, как он часто делал, сидя у двери хижины. Но когда вышел на поляну – никогда не забуду! – и остановился, глядя на осветившее небесный свод северное сияние, вдруг услышал такие звуки… Невозможно описать. Словно играли ангелы. И я снова посмотрел на небо, ожидая увидеть крылатые создания. Вернувшись домой, я рассказал о том, что пережил, но мне никто не поверил. Все засмеялись и стали утверждать, что это пастухи играли на своих дудках. Переубедить я никого не смог. Но спустя несколько ночей то же самое услышала жена и удивилась не меньше меня. Однако патер Дени страшно ее напугал, сказав, что эта музыка предрекает смерть ребенка: мол, ее часто слышат те, в чей дом приходит смерть.

Услышав это, Эмили похолодела от неведомого прежде суеверного страха и не смогла скрыть своих чувств от отца.

– Но, несмотря на пророчество патера Дени, наш мальчик выжил, месье.

– Патер Дени! – повторил Сен-Обер, с терпеливым вниманием слушавший повествование о далеких днях. – Значит, мы недалеко от монастыря?

– Да, месье. Монастырь Сен-Клер стоит поблизости, на морском берегу.

– Ах! – внезапно что-то вспомнив, воскликнул Сен-Обер. – Монастырь Сен-Клер!