Удольфские тайны - страница 50

Валанкур поцеловал ее руку на прощание, но не нашел сил уйти. Эмили сидела молча, опустив глаза, и, глядя на нее, он подумал, что еще не скоро сможет увидеть ее прекрасные черты. В этот миг за платаном послышались торопливые шаги. Обернувшись, Эмили увидела мадам Шерон. Покраснев и задрожав от внезапного наплыва чувств, она немедленно поднялась навстречу тетушке.

– Итак, племянница! – начала та, бросив на Валанкура удивленный вопросительный взгляд. – Как поживаешь? Впрочем, незачем спрашивать. Твой облик красноречиво свидетельствует, что боль утраты давно прошла.

– Значит, мой облик обманчив, мадам, ибо боль утраты никогда не притупится.

– Да-да! Не стану спорить. Я знаю, что ты унаследовала характер отца, но позволь заметить, что с другим характером жизнь бедняги прошла бы более счастливо.

Эмили слушала бестактные рассуждения мадам Шерон со сдержанным неудовольствием. Она не ответила на обвинения, но представила тетушке Валанкура, который с трудом скрыл негодование и вежливо поклонился. Мадам Шерон ответила легким реверансом и высокомерным, оценивающим взглядом. Спустя несколько мгновений молодой человек удалился, хотя и не желал оставлять Эмили в обществе этой особы.

– Кто этот юноша? – осведомилась тетушка тоном, в котором смешались любопытство, недоверие и осуждение. – Полагаю, какой-нибудь праздный поклонник? А я верила, что чувство приличия не позволит тебе принимать молодых людей в нынешнем одиноком положении. Позволь напомнить, что общество замечает подобное поведение и подвергает его строгому осуждению, причем незамедлительно.

Обиженная грубой речью, Эмили хотела возразить, однако мадам Шерон продолжала с напором, явно наслаждаясь новой властью, говорить:

– Необходимо, чтобы за тобой следил кто-то взрослый и разумный. У меня, конечно, много других забот, но поскольку твой бедный отец перед смертью попросил о тебе позаботиться, придется найти время и силы на твое воспитание. Только позволь заметить, что, если ты не будешь безропотно слушаться, я больше не стану беспокоиться о твоем благополучии.

И опять Эмили не решилась перебить мадам Шерон. Горе и уязвленная гордость невинности заставляли ее молчать.

– Я приехала, чтобы забрать тебя с собой в Тулузу. Мне жаль, что твой бедный отец скончался при столь удручающих обстоятельствах, и все же я возьму тебя к себе. Ах, несчастный! Он всегда проявлял больше щедрости, чем предусмотрительности, иначе не оставил бы дочь на милость родственников!

– Надеюсь, он и не сделал этого, – спокойно ответила Эмили. – Да и денежные затруднения возникли не от той благородной щедрости, которая всегда его отличала. Полагаю, дела месье Моттевиля могут уладиться без особого ущерба для клиентов, а я пока с удовольствием осталась бы в Ла-Валле.

– Не сомневаюсь, – с ироничной улыбкой подтвердила мадам Шерон. – И даже соглашусь на это, поскольку вижу, насколько спокойствие и уединение необходимы для восстановления твоего душевного равновесия. А я и не представляла, племянница, что ты способна так искусно лицемерить. Прочитав в письме ваши доводы, чтобы оставаться здесь, я наивно поверила в их искренность и даже не подумала о присутствии такого приятного утешителя, как этот месье Ла-Вал… забыла, как его зовут.

Эмили не выдержала грубых нападок:

– Доводы были вполне искренними, мадам. И теперь больше, чем прежде, я ценю уединение, о котором просила. Если цель вашего визита – оскорблять меня, то я вполне могла бы обойтись без вашего внимания.

– Я вижу, что взяла на себя очень неприятную и неблагодарную миссию, – покраснев, заявила мадам Шерон.

– Уверена, тетушка, – пытаясь сдержать слезы, ответила Эмили, – что дорогой отец не мыслил опеку такой. Я имею счастье думать, что своим поведением неизменно вызывала его одобрение. Тем печальнее сопротивляться распоряжениям сестры такого прекрасного человека. Если вы действительно считаете вашу задачу неприятной, то мне жаль, что она досталась именно вам.

– Что ж, племянница, от красивых слов мало толку. Из уважения к бедному брату я намерена не обращать внимания на твое неприличное поведение.