Украденная песня - страница 3
— Теперь, когда вы увидели банши, могу я вам еще чем-нибудь помочь? — спросил Комендант.
— Нет, — на этот раз прервал тишину тихий хриплый голос Ронана. — Мы увидели все, что хотели.
Открылась дверь, и Комендант резко поднял меня на ноги. Я намеренно уронила платок.
Конечно, я расклеилась. Из-за того, что со мной сотворили принцы.
Уходя, я наступила на платок с вышитым королевским гербом. Я ничего не хотела брать у них.
Прим.пер:
[1] Банши — фигура ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обречённого на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.
[2] Фар Дарриг означает «Красный Человек». Он часто носит красную одежду и шапку. Также говорят, что он невысок ростом, может говорить голосами мёртвых, делаться похожим на призрака, напускать на людей чудовищ (которые, хоть и выглядят настоящими, как правило, в последний момент оказываются иллюзией). В некоторых сказках говорится, что тем, кто разделил с ним кров, он предлагает разделить и его «хлеб» — жареную человечину.
[3] Туата Де Дананн — в ирландской мифологии божества, рожденные богиней Дану. Это самые сильные чародеи в Волшебной стране. Они вечно молоды и прекрасны. На людей внимания не обращают, но бывали случаи, когда они обучали чародейскому искусству понравившегося им человека. Сиды и Дини Ши считаются потомками Туата Де Дананн.
2. Флинн
Вина.
Чуждое мне чувство.
Я был практически бессмертным существом. Принцем. Из-за моего могущества многие считали меня богом.
Мой словарный запас не включал слово «вина». По крайней мере, пока я не увидел, как передо мной корчилась от боли подруга детства.
Имоджен. Дженни.
Одна лишь мысль о ней вызвала слишком много эмоций. Гнев. Боль предательства. Ненависть. Горе утраты. Но вины я не ожидал. Она была для меня в новинку.
Мог ли я ошибиться в Имоджен? Был ли повинен в том, что посадил невинную женщину в адскую тюрьму, где с ней обращались не лучше, чем с бешеной собакой?
Меня затошнило.
Нет, невозможно. Варварский ошейник ничего не доказывал. Она свела моего отца — короля — с ума своим плачем. Я видел собственными глазами.
Как и много раз за прошедший год я мысленно вернулся в ту ночь. Охранники, приставленные к королевским покоям, утверждали, что мой отец кричал на кого-то и требовал прекратить петь. Но когда пришел Ронан, там никого не было. Никого, кроме отца, в порыве безумия вскрывшего себе вены зачарованным кинжалом, порезы от которого не заживали. А ведь он должен был прожить тысячи лет.
Самое интересное?
Кинжал принадлежал Имоджен. Столетием ранее Ронан подарил его ей как оружие для самозащиты. Она поклялась никогда им не пользоваться, и я поверил ей на слово. Обвинения были выдвинуты еще до того, как Ронан назвал владелицу кинжала. Один аргумент был весомее прочих — короля убила песня.
И плевать, что на протяжении столетий банши служили важной цели. Прекрасный народ[1] полагался на их песни, чтобы подготовиться к утрате. Благодаря плачам мы поддерживали и подставляли плечо тем, кого ждала потеря.
Конечно, это было давно. На моем веку от банши отгораживались и вытесняли их из общества. Никто не хотел слышать плохие вести, и глашатаи смерти стали в Туате нежеланными гостями.
Поэтому когда король услышал песню, проще всего было обвинить Имоджен. Невежество породило ненависть ко всему ее роду, в результате чего советники моего отца и придворные нашли идеального козла отпущения.
Не дав Киллиану с Ронаном остановить меня, я сбежал из дворца и отправился на поиски. Дженни ничего не сделала, и я вознамерился доказать ее невиновность.
Я прерывисто вздохнул.
Вот только когда я нашел ее, она была в порядке, но совсем не невинна. Имоджен лежала на земле, и ее глаза, обычно изумрудного цвета, были красными, как у самого дьявола. А потом Имоджен…улыбнулась. Будто была рада меня видеть. Будто сдержала свое обещание никогда не навредить ни одной живой душе.
— Флинн.
Услышав голос Киллиана, я поднял голову, запоздало поняв, что внедорожник остановился. Мы не привыкли ездить на машинах, но заходить в тюрьму через порталы не казалось разумным. По слухам, Комендант немного нервничал, когда посетители демонстрировали магические способности.