Улица глухой стены - страница 7

Что касается женщины, то моему приятелю удалось узнать очень немногое, кроме того, что уже было известно. Подписывая контракт с мюзик-холлом в Роттердаме, она сообщила агенту, что она круглая сирота и что отец ее, англичанин по происхождению, был музыкантом. Поступая на работу, она, возможно, не знала ее характера в подобного рода заведениях. Поэтому такой человек, как Мартин, с его красивым лицом и подкупающими манерами моряка, да вдобавок еще англичанин, должен был показаться ей желанным избавителем.

Она, наверное, страстно его любила, и похоже было на то, что молодой Хепворт, безумно увлеченный ею, — она способна была вскружить голову любому мужчине, — воспользовался отсутствием Мартина и обманул ее, убедив, что Мартина нет в живых. Бог его знает, что он мог придумать, лишь бы заставить ее выйти за него замуж. Возможно, что убийство в ее глазах было своего рода возмездием.

Но, если даже все это было и так, ее невозмутимое хладнокровие казалось ненормальным. Ведь она вышла за него замуж и прожила с ним почти целый год. Джетсоны утверждали, что она производила впечатление горячо любящей жены. Нет, она не могла бы изо дня в день играть эту роль.

— Тут что-то не так, — сказал мой приятель. Мы сидели у него в кабинете, снова и снова обсуждая эту историю. На столе лежала открытая папка с делом одиннадцатилетней давности. Мой приятель ходил взад и вперед по комнате, засунув руки в карманы, и «думал вслух».

— И это «что-то» ускользнуло от нашего внимания, — говорил он. — Странное чувство возбудила во мне эта женщина в тот момент, когда ей выносили приговор. Она стояла с таким видом, будто это не приговор, а триумф. Нет, она не играла заученную роль! Если бы во время суда она хотя бы притворилась, что раскаивается, мне бы удалось убедить суд сократить ей наказание до пяти лет. Но она, казалось, не могла скрыть огромного облегчения при мысли, что он мертв, что рука его уже никогда не коснется ее. Я думаю, она узнала что-нибудь такое, что превратило ее любовь к нему в ненависть.

— Да и в поведении убийцы есть что-то загадочное, — эта новая мысль пришла ему в голову, пока он стоял у окна и смотрел на реку. — Она-то уплатила по счету и получила расписку, а ведь его все еще разыскивает полиция. Он всякий раз рискует головой, когда приходит к ее дому узнать, приподнята ли занавеска.

Потом его мысль начала работать в другом направлении:

— Опять же непонятно, почему он допустил, чтобы она в течение десяти лет была заживо погребена на каторге, а сам тем временем расхаживал на свободе. Почему он не появился на суде, когда против нее выдвигали все новые и новые улики, хотя бы только для того, чтобы поддержать ее? Казалось бы, из чувства простой порядочности этот человек должен был дать себя повесить.

Он сел, придвинул папку, но даже не заглянув в нее, продолжал:

— Или его свобода — это награда, которую она требовала за свою жертву? Только надежда на то, что он будет ждать ее, могла бы дать ей силы пережить такие страдания. Я представляю себе человека, который любит женщину, но соглашается на такие условия, принимая их как наказание за совершенное преступление.

Теперь, когда мой приятель снова заинтересовался этим делом, он, казалось, ни о чем другом не мог думать.

С тех пор как мы оба ходили к дому этой женщины, я дважды был на той улице и в последний раз опять видел, как приподнялась занавеска ее окна. Моего приятеля мучило желание встретиться лицом к лицу с человеком, который приходил к ней. Он говорил, что представляет его себе красивым, смелым и властным. Но, кроме этого, в нем должно быть что-то особенное, то, что заставило такую женщину, как она, чуть ли не продать собственную душу ради его спасения.

У нас была только одна возможность осуществить это. Человек всегда шел со стороны Эджвер-роуд. Незаметно держась на другой стороне улицы и наблюдая за его приближением, можно было рассчитать время так, чтобы встретиться с ним как раз у фонаря. Не повернется же он и не пойдет обратно при виде нас, это значило бы выдать себя. По всей вероятности, он ограничится тем, что примет безразличный вид и пройдет мимо, а потом, в свою очередь, будет наблюдать за нами, пока мы не скроемся из виду.