Улица Верности - страница 20
С этих губ слетали слова, которых никто не слышал.
Вращалась земля. Над лунными полями летела Леди Молодость.
Всё только начиналось.
И на зовущую мелодию аккордеона пришла Марлена и сказала:
- Пора. Пошли домой.
Теперь думается - хаживал по кишинёвским улицам Атаман, обыкновенный парнишка с музыкальным слухом. Кайфовал от американской музыки после сороковых годов. Ценил Градского за многогранный талант и чувство современности. Слушал Фредди Меркьюри. По возможности предпочитал живое исполнение - мне важно видеть лицо человека, когда он поёт, и как он это делает, особенно в некоторых местах.
Уважал коньяк. Побаивался мать. Верил, что человек создан для счастья. Не терпел, когда врут.
Красивый женский вокал действовал на него как пение сирен. Будь его воля, он заставил бы любого исполнителя хотя бы кусочек пропеть "а капелла", без музыкального сопровождения, лицом к лицу.
И это требование настоящего ощущали, наверняка, все его прекрасные визави.
Гришаня обещался к отъезду звякнуть и, конечно, не прозвякал, хотя, скорее всего, не застал меня дома. Потом перепутались все адреса, а писем уже не пишут.
Ах ты, редиска! Ну, позвони мне, позвони мне, позвони...
И чудится, что вот-вот в третьем часу ночи, когда больше всего хочется спать, затрещит телефон:
- Это из Гостелерадио звонят. Вино не пьянит, а девушки из музучилища играют на гитаре и говорят, что таких поцев, как мы, которые никак не встретятся, они ещё не видели. Знаешь, я их люблю.
И я поднимусь, и пойду, чтобы дать ему леща, и крепко обнять.
15
Улица Верности
Отрок имеет быть трезв и воздержен...
"Юности честное зерцало"
I. Герой появляется и перекладывает ответственность
- Майк, - позвонил мне мил друг Григорий, по прозвищу Пан-атаман за лидерство, бархатный голос и деловую журналистскую хватку, - что не забираешь тумбочку. Я её держу, а соседи зарятся...
После обретения Молдавией независимости Гриша уволился из Кишинёвского телецентра. Жена уехала с детьми к родителям в Петрозаводск, а он оставался ремонтировать и продавать кооператив.
Я подошёл к вечеру. Атаман перебирал в нетопленной квартире свой фотоархив, согреваясь чаем, а ненужное сбрасывая на пол. За темнеющим окном рушилась страна, которую мы знали, а новой ещё не было.
Я присел рядом у стопки фото молодых женщин. Некоторых из них я знал - вот похорошевшая Катя, когда-то комсорг моего класса - где этот шустряк с ней познакомился, мы же учились в разных школах. Не в диспетчерской же железной дороги, где она командовала...
Вот парный снимок с диктором телевидения блистательной Ольгой Т. Наверное, на субботнике, судя по лопате и метле в руках. Она подавала себя как леди, а оказалась по-глупому в тюрьме за убийство любовника после его шантажа.
А вот знакомая, кажется, девчонка из политеха у микрофона на сцене, по-видимому, наш конкурс самодеятельности - безыскусная улыбка и щербинка между зубами, как у популярной певицы.
- Смотри, - сказал я, - правда, немного похожа на Н., и щёлочка между передними зубами такая же.
- Так это она и есть, - бросил Гриша, скосив глаза.
- Как? - удивился я. - Это ещё с того студийного интервью?
Пан журналист простудно кашлянул, набросил на плечи куртку и вышел:
- Сейчас приду. Тумбочка в подвале.
Автограф на фото отсутствовал. Я повертел в руках этот странный, не рекламный снимок, ища сходства - высокие скулы, изогнутые брови, чувственные губы, аккуратный нос. Но - мягкие, даже чуть жидковатые, волосы с пробором справа... Шатенка? И никаких локонов и рыжей бестии?
Но главное, что работало на несхожесть - распахнутые глаза и восторженно-ясная улыбка человека, только прикоснувшегося к успеху и ещё не умеющего лукавить. Нет, не она. А может, всё-таки... Нет, путает атаманище...
Промолчал - значит, было. А что ему следовало сказать - когда я коснулся её груди, то чуть на стенку не полез от восторга и удовольствия...
Она оказала ему честь. И я тоже хотел бы её чести... Что, инженер Майк, завидуешь? В этом случае - да!