Улица Вокзальная, 120 - страница 43

– И следствие, что называется, закончено?

Он раздраженно присвистнул.

– В отношении Карэ-Жалома – да. Но мы продолжаем разыскивать Виллебрюна – это вышедшее на свободу привидение. Убедившись, что он – инициатор убийства, мы допрашиваем его бывшего сообщника, похитителя дамских сумок. Поначалу тот признал в Жаломе старого друга-приятеля. Но потом словно язык проглотил. Твердит, что знать ничего не знает о своем бывшем главаре.– Он взглянул на часы и неприятно хохотнул.– Впрочем, еще не так поздно; утро вечера мудренее; может быть, завтра у него развяжется язык. Еще кофе?

– Да. И если можно, полную порцию сахара.

Он охотно выполнил мою просьбу, фальшиво насвистывая мотив популярной эстрадной песенки. Он являл собой умиротворяющее зрелище счастливого и довольного всем человека. Ни за что на свете не пожелал бы я себе такой эйфории.

Проснулся я в госпитале, проведя несколько часов в беспокойном сне, к которому кофейный эрзац комиссара не имел никакого отношения.

Покинув чуть свет полицейское управление, я не решился беспокоить Марка, и Бернье услужливо вызвался проводить меня. Несмотря на его присутствие, ворчливый сторож обозвал меня пройдохой.

И едва я собрался подтвердить справедливость этого прозвища, в очередной раз замыслив улизнуть, как медсестра передала мне, что меня срочно вызывают в контору.

– Вовсе не затем, чтобы устроить вам головомойку,– добавила она, заметив мою нерешительность.

А так как эта женщина являла собою органичную неспособность ко лжи, то я объявился в конторе. Там меня поджидал какой-то чин. Пренебрегая элементарными нормами гигиены, он грыз авторучку.

– Итак, курс лечения закончен? – осведомился он.

– Да.

– Проживаете в Париже?

– Да.

– Собирайтесь. Отбываете сегодня вечером. Литерный поезд для репатриантов с визой немецкого командования проследует ночью через Лион. Вы поедете на нем. Вот ваше демобилизационное предписание и двести франков.

– Дело в том, что…

– Что еще? Только не говорите мне, что вам здесь понравилось. За все это время вы не провели в госпитале и двух часов.

Я начал было объяснять, что мне полюбился не столько госпиталь, сколько город. Нельзя ли отсрочить отъезд? Мне столько еще нужно успеть сделать. Он ответил с раздражением, что находится здесь не для того, чтобы поощрять всякие там шуры-муры, что, если я хотел остаться в Лионе, мне надо было сообщить об этом заблаговременно, что немыслимо предугадать все мои причуды, как, впрочем, и переделывать уже оформленные документы ради одного только моего удовольствия. А если мне так уж полюбился Лион, придется сразу же по прибытии на место позаботиться об обратном пропуске.

– Отправление поезда в двадцать два ноль-ноль,– отрезал он.

То есть дал понять, что бюрократическое решение необратимо и обжалованию не подлежит.

Я помчался на ближайшую почту с твердым намерением задействовать все свои связи, чтобы по возможности отсрочить отъезд.

Но, предъявив документы и назвав номер телефона комиссара Бернье, я неожиданно аннулировал заказ. Я вдруг подумал, что, в конце концов, у меня хватает дел и в оккупационной зоне, а чтобы их все переделать, нужно вернуться в Париж.

Я поделился новостью с Марком Кове, и мне пришлось пересказать ему во всех подробностях наш разговор с Бернье. Я костьми лег, чтобы не дать ему тут же приняться за статью. И пообещал к вечеру дополнительную информацию.

Большую часть дня я провел в хождениях по барам, встречаясь с парнями, промышляющими контрабандой. Я искал сигареты «Филип Моррис» для мэтра Монбризона. Он проявил по отношению ко мне истинное благородство, и этим подарком я хотел выразить ему свою признательность. Но нигде не посчастливилось мне раздобыть эти престижные сигареты. Пришлось удовлетвориться сигарами. Он не употреблял эту отраву, однако оказался достаточно деликатным, чтобы любезно принять их. Ему я также счел своим долгом поведать об этом деле. Не менее двадцати раз прерывал он меня, восклицая: «Потрясающе!»

– До встречи в Париже,– сказал я на прощание.

– Непременно. Только когда? Я по-прежнему сижу без пропуска. Этому нет конца. Я знаком кое с кем из полицейских, но все они относятся к разряду vulgum pecus