Унесенные войной - страница 38
Первую ночь Матильда пожелала провести рядом с мужем. Элиза и Люси ушли после прихода санитарки, которая, боясь развития гангрены, каждый вечер приходила осматривать Шарля. Она настаивала на госпитализации вопреки всем опасностям, но Элиза была против, и Матильда была с ней согласна.
Матильда легла рядом с Шарлем, рассказала ему о том, что произошло в его отсутствие, как арестовали и на следующий день отпустили Франсуа, о страшных событиях в Тюле и Орадуре, об освобождении городов в провинции Лимузен в июне. Шарль, который ничего об этом не знал, воспрял духом. Он ничего не сказал ей о том, что с ним произошло. И есть ли слова, которыми можно описать подобную жестокость? Несколько раз, поднимая руки, Шарль спрашивал Матильду:
— Смогут ли они когда-нибудь держать мел и перо?
— Конечно, — отвечала она.
Они замолчали и попытались забыться в порыве страсти, неловко обнимая друг друга из-за ран на теле Шарля, не думая о том, что могли еще дороже заплатить за свою борьбу. Потом, изнеможенные, они уснули, крепко обнимая друг друга.
Со следующего дня дела пошли лучше, и в основном благодаря Люси. Если положение мужа не позволяло Элизе иметь широкий круг общения, то Люси знала Париж хорошо и смогла достать нужные лекарства. В умелых руках санитарки лекарства сделали свое дело, и опасные раны Шарля начали затягиваться. Матильда не отходила от него ни на шаг.
— Пойди подыши воздухом, — говорила ей Люси. — Я посижу с Шарлем.
— А вдруг меня задержат? — отвечала Матильда.
Очень редко она подходила к витринам магазина, закрытого Элизой после приезда матери и Матильды, и смотрела на улицу, залитую чудесным летним солнцем, а затем опять возвращалась к Шарлю, который был еще настолько слаб, что не мог вставать.
Шли дни в ожидании и страхе. Затем будущее начало проясняться, когда в Париже узнали о прорыве войсками союзников Нормандского фронта. Теперь пришло время Элизе волноваться за судьбу мужа. Она все реже приходила на улицу Фобур-Сен-Мартен, понимая, что в ней там не нуждались — Матильда и Люси делали для больного все необходимое. Поскольку магазин был закрыт, Люси устроилась в торговом зале на раскладушке. Через заднюю дверь она выходила во внутренний дворик, стараясь оставаться незамеченной, приносила еду и новости, украдкой собранные то там, то здесь.
Утром двадцать пятого августа раздались выстрелы и взрывы — это было наступление Внутренних сил Франции и Второй танковой дивизии генерала Леклерка на двадцатитысячную армию генерала фон Шольтица. Вооруженное восстание в Париже началось еще 20 августа с покушений на немецкие позиции, атак коммандос, которые привели к многочисленным жертвам как с одной, так и с другой стороны. С этого дня Шарль начал вставать. Он мог уже сделать несколько шагов по комнате, опираясь на Матильду. Душевные силы возвращались к нему по мере восстановления организма, а также с новыми завоеваниями союзников.
Двадцать пятого августа около пяти часов вечера на улице раздались радостные крики и пение. Люси вышла узнать, в чем дело, и тут же вернулась, принеся новость, которой все так ожидали: немецкий гарнизон капитулировал, Париж освобожден, и даже поговаривали, что сам генерал де Голль уже был в столице.
Впервые за четыре месяца Шарль вышел на улицу, опираясь на руку Матильды. Ему трудно было вспомнить забытые движения, такие простые, шаги свободного человека. Соседство с людьми, вид деревьев, машин, пение, смех, просто жизнь этим жарким летом — все снова казалось возможным. По улице Шато-д’О они вышли на площадь Республики, где собралась огромная толпа. Еще были слышны выстрелы где-то вдалеке, с крыш, но никто не знал, кто стреляет.
— Нам лучше не задерживаться, — сказала Матильда.
Да и Шарль очень устал. Они вернулись в свое убежище, договорившись снова выйти на следующий день, чтобы воспользоваться вдохновляющими первыми днями свободы, которые для Матильды, Люси и Шарля, вынужденных прятаться и не получавших новостей, стали неожиданностью.
Эта ночь была первой полноценной ночью любви для Шарля и Матильды. Люси поехала на авеню Суффрен к дочери, которая беспокоилась о муже. Эти часы эйфории от победы в самом сердце Парижа, пережитые бок о бок, были незабываемы.