Унтер-офицер и другие - страница 12

— Господин обер-лейтенант, покорно докладываю везу жалованье батальона…

— Los![1]

— …и мне надо попасть в батальон при любых обстоятельствах.

Офицер раздраженно и довольно энергично стукнул Мольнара по груди стеком с костяной ручкой (непонятно только, как он использовал эту штуку, чтобы подгонять машины).

— Меня не интересует ваш цыганский лепет. Оставьте механиков в покое и убирайтесь к черту!

Все это он, естественно, проговорил по-немецки, понял его только мастер-шваб[2], который до сих пор обслуживал офицера рейха и даже не снизошел до того, чтоб сказать унтеру хоть слово. Однако, услышав брань офицера, шваб вдруг почувствовал, как в его груди взыграло достоинство венгерского гражданина, подкрепленное перед работой венгерской паприкой и виноградной палинкой, которые были у него сегодня на завтрак. Он хорошо знал, что стопроцентные арийцы-немцы считали его в некотором смысле выродком, чем-то вроде цыгана, только обычно он об этом старался не думать. Он с удивлением взглянул на Мольнара из-под машины, с которой в яму капала грязь, и одобрительно кашлянул.

Но Мольнар в его поддержке не нуждался. И хотя он не преуспел до сих пор в немецком языке, но продолжал следовать избранной тактике, готовясь доказать своими документами, насколько важное и срочное у него дело. Как только он расстегнул свой кожаный жилет, офицер испуганно попятился назад: он вдруг увидел, что своим любимым стеком постукивал по целой связке ручных гранат.

— Идиот! — нервно проговорил офицер.

Это слово Мольнар понял. Дурак, значит. Но это определение он тут же возвратил офицеру — про себя, разумеется.

«Если б ты знал, скотина, что твоя морда позеленела всего-навсего при виде гранат без взрывателей, тебя бы в момент кондрашка хватил».

— Вот мои документы, посмотрите, я говорю правду.

Но офицер отошел от унтера подальше. Документы Мольнара его не интересовали.

Мастер тоже пришел в замешательство. Он оглянулся: вид гранат словно вывел его из оцепенения. Несколько секунд в нем боролись немецкие и венгерские гены. Наконец он решил поставить сразу на две карты.

— Ну, — обратился он к унтеру на ломаном венгерском языке, обнаружив желтые зубы, — чево ше фам угодно?

Он явно хотел сблизиться с унтером, никаких сомнений не было. Следовало ответить ему тем же, но только умно.

— Шестивольтовый аккумулятор, приятель. Поищите как следует. Плачу не только деньгами.

— Поищу, — пообещал мастер.

Тощий прыщавый подручный поинтересовался, в каком направлении едет Мольнар.

— Куда вы едете, господин унтер-офицер? — повторил он свой вопрос во второй раз.

Как раз это-то хотел бы знать и сам Мольнар.

— Не имею права разглашать военную тайну, — ответил унтер, пресекая сразу всякое любопытство.

— Я знаю. Я не о месте назначения спрашиваю, а о направлении?

Унтер взглянул на унылое небо. Если б светило солнце, он бы знал, где теперь север, а где юг, но при такой погоде небо одинаково серое, куда ни посмотри. Так что он просто махнул рукой в сторону, противоположную той, откуда доносился гул артиллерийской канонады. Это могло означать и юг, и запад, и даже юго-запад. Так, довольно неопределенный жест. Однако подручный несказанно обрадовался.

— Правда? Может, захватите меня с собой?

— Куда?

— В Палхазу.

Хорошо бы знать, где, черт возьми, находится эта Палхаза. Мольнар не имел об этом ни малейшего представления. Он даже ни разу в жизни не слышал такого названия.

— В Палхазу? — спросил он, делая вид, будто размышляет.

— Это там, куда вы указали.

— Я знаю. Ты оттуда?

— Да я хоть сейчас бы мог поехать домой, мастер меня отпустил. Я совсем не знаю, что там дома, беспокоюсь. Возьмите меня, пожалуйста, там у меня мать и младший братишка, а старший брат в солдатах служит. В доме ни одного мужчины.

— А отец?

— Нет у нас отца.

— Я бы подвез тебя, парень, но это запрещено уставом. На мотоцикле может ездить только тот, кто вписан в предписание. А проверки сейчас строгие. Пока сюда ехал, без конца проверяли.

— Я тут знаю одну дорогу, господин унтер-офицер. По ней мало кто ездит.

— Где она?

— Через Сумоньский лес. От нее до Палхазы рукой подать.