«Упрямец» и другие рассказы - страница 11

управления, а там какой-то полицейский стукнул его по голове камнем. Петух затрепыхался, забился в судорогах — пришлось тут же свернуть ему шею. Сбежались полицейские, закричали, что это их добыча, и крестьянин испугался — махнул рукой и оставил птицу.

— Ешьте! — сказал он. — Теперь уж все равно!..

Дети слушали эту веселую историю и смеялись до упаду, так что матери пришлось несколько раз останавливать их, чтобы они не подавились.

Только у Цанко лицо пожелтело и глаза налились слезами. Мальчик знал, что дедушка ничего не привез с собой на телеге, и все же ему казалось, что выпущенная на базаре птица — это их петух с огненным гребешком и синеватого отлива перьями, а крестьянин, который плакал, — это его, Цанков, дедушка. И плакал он не только из-за петуха, но и из-за больного мальчика…

— Дай мне воды! — вдруг сказала Стефка и, не оборачиваясь, через плечо протянула чашку Цанко.

Цанко налил воды из большого эмалированного кувшина.

— Осторожней, осторожней, ты ее обольешь, — прикрикнула на Цанко госпожа, увидев, как сильно дрожит его рука.

Ложки детей живо передвигались от тарелок ко ртам, белые личики раскраснелись от горячего вкусного супа. Цанко смотрел то на одного, то на другого, то на третьего и глотал собственные слезы.

— Держи! — мальчик постарше протянул Цанко пустую тарелку.

— На, прибери и остальные, — добавила мать, складывая одна на другую тарелки из-под супа. — Поставь их на умывальник и нагрей в большой медной кастрюле воды для мытья.

Цанко, совсем уже одурев, делал все, что ему говорили, но обед никак не кончался. На стол было подано сушеное мясо, потом какое-то студенистое кушанье в стеклянных блюдечках с кудрявыми краями. И всего этого для Дончо накладывали по две тарелки. Только когда покончили и с яблоками, все стали сворачивать свои салфетки.

Дончо устало потянулся, и стул под ним затрещал. Потом он зевнул так, что все его подбородки слились в один огромный надутый зоб. В горле у него заклокотало.

— Надо соснуть! — изрыгнул он вместе с зевком.

— Иди приляг! — откликнулась хозяйка. — Только разуйся, слышишь? Не вздумай растянуться в ботинках поверх покрывала.

— Разуюсь, разуюсь, — пообещал Дончо.

Цанко все вертелся перед ним, чтобы тот велел ему, наконец, идти в лавку, помогать работнику Ивану, но Бочонок прошел мимо мальчика к большому дому, даже не взглянув на него.

Райна отправила детей спать и только после этого повернулась к Цанко.

— Пойди возьми себе супу, сколько захочется. Я тебе крылышко оставила и цыплячьи ножки, обглодай хорошенько. От мяса соус остался. Поешь как следует, только смотри подбери все корочки, а то дети такие балованные — вон сколько недоеденных кусков набросали. Я пойду отдохну. А ты, пока вода греется, прибери со стола и потом вымой тарелки. Да не больно стучи, а то нас разбудишь. Но сначала поешь, а когда я приду, будет видно, что дальше делать.

И, прикрыв окно, выходящее в сторону большого дома, хозяйка последовала за мужем. Когда она взошла на крыльцо, Цанко увидел, как она стала вдруг сине-зеленой и желтой от солнечного света, пробившегося сквозь цветные стекла.

Голод его прошел, да и желудок его словно наполнился горечью. Коленки у него так дрожали, что ему пришлось присесть к столу. Пальцы его ухватили недоеденный ломоть хлеба. Хлеб был белый и мягкий, а корочка — красноватая и блестящая. Он был похож на булочку, которую дедушка принес ему однажды с белослатинского базара.

Цанко отломил кусочек и положил его в рот, с усилием разжав слипшиеся губы. Но челюсти его словно одеревенели и еле-еле смогли разжевать хлеб. А от слез белый комочек стал совсем соленым.

— Мама-а! — вдруг разревелся Цанко и уткнулся лицом в хлебные крошки на столе. — Я не хочу-у! Не хочу-у!

Мальчик так крепко прижимался лицом к своим потрескавшимся ладошкам, что все вокруг него потемнело, как прошлой ночью.

Весь его маленький детский мир остался где-то по ту сторону этой черной ночи. Там, на том берегу, затерялся дедушка. Не было рядом и работника Ивана, и петуха… Как во сне, его окружала враждебная пустота, и в этой пустоте он летел вместе со столом, с тарелками, с умывальником, погружаясь в нее все глубже и глубже…