«Упрямец» и другие рассказы - страница 47

Так, впервые за всю свою долгую служебную жизнь господин директор вступил в открытую политическую борьбу с грубыми антигосударственными элементами.

Вызваны были маляры. Купили самой чистой белой извести. Каждую стену промазали по пять раз. Оба отделения засверкали.

Прошел день, прошло два дня…

Заглянув на третий день утром в общее отделение, господин директор схватился за дверь, чтобы не упасть: на белых стенах новые черные надписи выступили еще ярче:

А один шутник еще и приписал на самом видном месте:

По движению директорских губ подчиненные догадались, что он хочет им что-то сказать. Подошли поближе, вытянули шеи, подставили уши.

— Маляров!… Маляров!.. — шептал обессиленный их начальник.

На этот раз он сам проверил густоту и цвет краски. Под его личным руководством отделение выкрасили все до потолка. Правда, нигде в Германии подобное место не красилось черной краской, но что же делать? Народу с черной душой — черную краску!

Он успокоился.

Снова стал бодро расхаживать по учреждению.

Слышали даже, как он насвистывает…

На следующее утро, просто так — лишь для того, чтобы порадоваться еще раз на дело рук своих, он снова заглянул в черное отделение. Но вдруг кто-то словно толкнул его оттуда. Он качнулся, хотел схватиться за дверь, но дверь подалась внутрь, и не успели подчиненные подхватить господина директора, как он плашмя рухнул на мокрый цементный пол.

Заглянули в отделение, чтоб посмотреть, уж не ударил ли кто и в самом деле их директора, но там было пусто.

Люди простые, необразованные, служащие не поняли, что причиной удара послужили широкие и глубокие царапины воинственных политических надписей. Кто-то нанес их на все три стены большим гвоздем:

Вместо одной виселицы стало три.

Директора отнесли в его кабинет, смочили водой виски, даже белую бородку забрызгали, пытаясь влить несколько капель в рот.

Но старик не пришел в себя.

Вызвали такси и отвезли его домой.

Сколько забот, сколько докторов, даже представитель министерства приходил — ничто не помогло. Порой сознание словно бы возвращалось к нему, но когда близкие наклонялись, пытаясь услышать, что ом скажет, — им удавалось уловить лишь одно-единственное слово:

— Варвары… варвары…

Черные стрелки часов в кафе лениво ползли к половине шестого. Прозвучало два напевных сонных удара.

Коста, официант постарше, вот уже двадцать лет обслуживавший круглые мраморные столики внутреннего отделения, был очень удивлен, обнаружив, что стул у крайнего столика за часами еще пуст. Посмотрел еще раз на стрелки часов, выглянул через витрину на улицу — никого.

— Что это сегодня с господином директором? — спросил он своего товарища Ивана.

— Наверное, случилось что-нибудь, — небрежно отозвался тот, и оба посмотрели на свободный стул, на который уже не суждено было опуститься господину бывшему заместителю начальника, господину бывшему начальнику, господину бывшему главному инспектору, господину бывшему директору — неразумному грибу-паразиту, столь неосторожно увлекшемуся борьбой с антифашистскими элементами, утратившему равновесие и отвалившемуся от своего ствола, не успев кануть в пенсионную лету.

1936

Перевод А. Алексеева.

Начались бомбардировки, город опустел.

И надо же было случиться, чтобы изо всего нашего густо, как муравейник, населенного квартала, — из всех этих рабочих и чиновников, молочников и зеленщиков, парикмахеров и пекарей, из всяких там бабушек и детишек, пап и мам, служанок и сторожей, — в ту ночь у входа в бомбоубежище встретились только мы двое: я и человек с тоненькой церковной свечкой в руке.

Небо гудело от дикого, жуткого рева сирен. Огненные языки прожекторов лизали облака.

— Проходите, пожалуйста, — обратился я к тому, кто мог оказаться моим попутчиком в путешествии на тот свет.

Он вошел в разбитую разорвавшейся неподалеку бомбой дверь чьего-то чужого дома, и мы стали спускаться в подвал мерным, даже несколько торжественным шагом.

Как знать?

Если англо-американские воздушные чудовища и в эту ночь появятся над беззащитной Софией, достаточно одной только бомбы, чтобы этот цементный погреб стал нам и могилой и склепом.