«Упрямец» и другие рассказы - страница 71
— Ты, сыне, — говорил ему протосингел, — ты самый просвещенный среди наших молодых духовников. Потому-то и посылаем тебя во Враняк. Миссионером будешь. Иди с богом, но помни — идешь к антихристам, черноязычникам. Тамошние ни бога, ни диавола не почитают. Покойный отец Лазар света божьего из-за них не видел. Ты в их сердца исподволь пробирайся, потому что если уж ополчатся они на тебя — другое село тебе подыскивать придется. Поганый там народ…
Притаился попик, смирился — кротостью божьей отличался, ребятишек вранячанских завидит — и тем дорогу уступит…
Даже на пасху, когда шестеро попов из окрестных сел, собравшись на торжественное молебствие, по-келейному разговорились о том о сем, — и тогда отец Марко слова лишнего не вымолвил. Так и не понял никто — слушает ли он лондонское, московское радио или только радио Софии верит; сбреет ли он бороду на виду у всего села при первом слухе о подходе большевиков, как намеревались сделать некоторые его братья во Христе, или же забаррикадируется в алтаре, наподобие испанских фанатиков — черноризцев, и начнет стрелять во врагов господних до последнего издыхания?
Но как ни берегся отец Марко, стараясь не попасться на крепкие прокуренные зубы нехристей, — уберечься не смог.
И его, как Адама, предала жена — собственная его попадьиха.
Перед самым Георгиевым днем она возьми да и скажи:
— Прикинул бы, отче, где нам барашка раздобыть, праздник ведь на носу.
— Нечего и прикидывать, — отмахнулся поп и поведал ей свой план. — Принесут же ягнят святить? Принесут. От каждого барашка по лопатке — и собак закормим!
Так бы оно все и случилось, если бы словоохотливая попадьиха не поделилась расчетами попа с Пе́трой Диловицей, женой кооперативного кладовщика. Та передала разговор мужу, а муж разнес его по всему селу. А где больше всего вольнодумцев да политиканов, как не в кооперативной лавке! Зашушукались эти антихристы, столковались о чем-то…
Наступил святой день.
Рано-ранехонько распахнул поп церковные двери, раскрыл старинные книги, перечитал молитву о жертвоприношении Авраама, который из великой любви к богу хотел вместо барашка сына своего заколоть, и о том, как господь бог, решив спасти юношу, запутал рога чужого барана в кустах ближайшего терновника.
Чтобы не портить аппетита перед обедом, поп даже не притронулся к зачерствевшим просфорам, лежавшим на ржавом подносе.
Прошло с полчаса, но ни одна живая душа с жареным барашком на противне не появлялась.
«Заспались, наверное, после ночной воздушной тревоги», — подумал отец Марко, вышел из церкви и вторично ударил в колокол. Потом, задрав повыше похожий на картофелину нос, потянул воздух с востока, потянул с запада — все село пахло жареной бараниной.
— М-да, его, нечистого, работа! — Отец Марко проглотил слюну и снова вернулся в церковь. — Подобных чудес и в святом писании не сыщешь!
Принялся он службу служить в пустой церкви да так разошелся, так зычно раскричался, что святые и те задрожали в своих источенных червями иконостасах.
— Хоть бы пономарь явился! — бормотал он между протяжными «Христос воскресе». — Хоть бы он своего барашка прихватил!.
Служба подходила к концу, когда в воротах церковного двора, распахнутых настежь в предвидении потока противней, показался ковылявший пономарь.
Завидев его, поп так и обмер: и этот шел без противня с ягненком!
— И ты с пустыми руками! — заорал поп на пономаря, замершего перед троном архиерея.
— Отче, прости! — перекрестился пономарь Петко. — Исповедай меня, отче, грех на мне великий! Видит бог — еле вырвался из ихних рук!
Бросив службу, отец Марко выслушал исповедь одного-единственного преданного сына церкви.
Утром, как только вынули ягненка из печки, сыновья отнесли противень в погреб, а отцу напрямик заявили, что не позволят нести этого барашка в церковь для освящения. Если же, дескать, попу Марко не терпится на Георгиев день отведать баранью ножку, пускай, говорят, сам купит ягненка, да и заколет его.
— Какие слова, ох, какие, отче, слова они говорили! — причитал старик, пуще всего боявшийся, как бы ему не потерять те четыреста левов, которые он получал здесь за то, что звонил в колокола и подметал церковь. — «Этих ягнят, кричат, мы сами выходили! Для гитлеровцев по нарядам забирают, жандармы безо всяких нарядов грабят, фининспектора́ — обиралы… не поймешь, кому первому давать! Нету, кричат, ничего нету для попа! Ничего не осталось! Прежде бывало, а теперь нету. Пускай, говорят, у своего господа бога попросит. Ежели поп и в самом деле святой человек, господь ему не то что ягненка — целого барана круторогого отвалит».