Уроки минувшего - страница 16

стр.

Для нас жизнь преподнесла в 1940 году кое-какие «подар­ки». После объявления о переходе на шестидневную рабочую неделю и запрещения самовольных переходов на другую ра­боту в октябре была введена плата за обучение в старших классах средней школы и в вузах. Трудно было представить более тяжелый удар по нашему брату. Год обучения стоил в школе 150 рублей, в институте — 300. Фактически ставился красный свет для желающих получить высшее образование таким молодым людям, как я и мои друзья. Вскоре из инсти­тутов вернулись многие наши выпускники из-за невозможнос­ти оплачивать учебу, в том числе и Мария. А ведь отец ее работал инспектором районной милиции. Она стала работать заведующей районной библиотекой. За мое обучение в школе уплатил отец. Считал и считаю этот шаг правительства одним из крупных просчетов. И правильно сделал Хрущев, отменив этот порядок после смерти Сталина.

Изменилась обстановка и дома. После нескольких ссор от нас ушел отчим. Позже я испытывал по отношению к нему чувство благодарности. Но в то время такая развязка стала не­избежной. Тихий и скромный в трезвом состоянии, он стано­вился бранчливым и буйным в подпитии. Повзрослев, я од­нажды решительно восстал против его хмельного куража. Ви­димо, это столкновение послужило последним аргументом в пользу развода. Он ушел и больше не вернулся, хотя попытки делал, и не раз. Мать к тому времени работала машинистом химчистки на водонапорной башне, на железной дороге, по­лучала 250 рублей, и мы обходились.

Когда десятиклассники собрались вместе, все почувствова­ли, что соскучились друг по другу. Девушки наши похороше­ли, парни выросли. Класс уменьшился: кое-кто поступил в техникумы, военные училища. Да и вообще у десятиклассни­ков заметно изменились характеры: появились признаки не­привычной амбициозности и независимости. Как же, выпуск­ники! Вместе с тем возникла озабоченность относительно бу­дущего: куда дальше? Для большинства вузы затянулись тума­ном, ребята стали думать о военных училищах. Всех выпуск­ников освободили от общественных «нагрузок», и они стали нажимать на учебу.

Только со мной произошло все наоборот: в начале учеб­ного года меня избрали группкомсоргом, потом заместителем секретаря комитета комсомола школы, а на районной комсо­мольской конференции — избрали членом районного комите­та комсомола. Сам по себе этот факт был не только неожи­данным для меня, но и весьма значительным. Учащихся редко избирали в руководящие органы городов и районов. Я был горд этим признанием моей работы, друзья порадовались вместе со мной. Но я не предвидел, какие нагрузки обрушат­ся на меня. В связи с тем, что секретарем комитета был у нас преподаватель, многие его обязанности легли на меня. Из райкома комсомола посыпались разные поручения: проверять организации, посетить где-то собрание, поучаствовать в засе­дании. И все это требовало времени, уроки было готовить не­когда. В классном журнале стали иногда появляться двойки. Я забеспокоился: какой пример я подаю?

После нового года Мария пригласила нас к себе в библи­отеку. Получился литературный вечер: читали Некрасова, потом А.К.Толстого «Коль любить, так без рассудку»... Спо­рили, шутили. К тому времени мы уже знали, что Никон со­бирается на учебу в спецшколу ВВС в Сталинград. Мы были рады за него, он давно мечтал стать военным летчиком. Но было и грустно. У нас с ним позади три года тесной и кра­сивой дружбы. Сидели мы на одной парте, в школу и из школы — вместе, уроки учили часто тоже вместе. По выход­ным целые дни проводили в игре в футбол и волейбол. Это по его инициативе мы начали учиться танцам, сперва дома. Все равно никуда не денешься, сказал он. А позже с нашими девчонками осваивали танцы на льду замерзшего пруда под звуки мельничного дизеля. И в десятом классе мы уже тан­цевали на всех вечерах. Перед отъездом Никона у меня дома собрали вечеринку. Танцевали, с особым чувством пели «В далекий край товарищ улетает»...

После отъезда Никона я сблизился с Ваней Мартыновым, тоже нашим одноклассником, выдающимся техническим та­лантом. Как-то весной мы ходили на рыбалку с бреднем, улов был ничтожный. Вернувшись, мы стали мыться у меня во дворе. Смотрю, от калитки идет незнакомая девушка. Иван шепчет (глаза-то лучше): Валя Доценко, я пошел! Он поздо­ровался с Валей и исчез. Действительно, Валя. Светло-русые косы брошены на грудь, улыбается, глаза сияют, лицо в зави­тушках волос. «Не ожидал? — спрашивает она. — А я увидела Ваню, испугалась, что помешает, а он догадливый». То, что она говорит, — странно и необычно. Легкий озноб пробегает у меня по спине. Я переоделся, и мы пошли бродить по го­роду. Вечер переходил в теплую тихую ночь, сияла огромная луна, высвечивая дома, заборы, палисадники.