Уроки украинского. От Майдана до Востока - страница 14
– Я – фашист… – снова начинает Богдан. – Скажите, что мне должна сделать Донецкая область, чтобы я туда поехал и начал кого-то… резать? – Последнее слово он произносит почти по-соловьиному – нараспев. – Когда-то здесь так сложились обстоятельства – я могу, как историк, вам фактами и цифрами объяснить.
– Украинско-польская история очень кровавая, – хриплым голосом начинает Андрей и говорит очень быстро: – Резали по очереди – эти тех, те – этих. Обстоятельства были многослойными – людей насильно переводили в католическую веру, закрывали храмы, отменяли украинский язык. Но они же не просто так поднялись и начали резать – их тоже резали. Я – десятник. На Майдане я участвовал в уличных боях. Богдан погиб на моем посту. Он в тот день только в шесть утра приехал в Киев, а в половине девятого уже был убит.
– В селе улицу хотят назвать в его честь, – говорит учитель. – Но я против. Сколько денег уйдет на то, чтобы сменить таблички? А люди – бедные…
По квадрату земли, огороженному металлической сеткой, вокруг пластмассового таза с водой ходят куры, гуси и одна цесарка с крапчатой спиной. Хилый петух стоит, далеко вытянув шею, и время от времени надрывается удивленным криком, словно видит в траве нечто особенное. Лает коротколапая рыжая дворняга, выглядывая из-под двери сарая, в которой специально для нее квадратно вырезан уголок. Этот сарай стоит между двумя белеными низкими хатами. Двор засыпан мелким гравием. В палисаднике стоит белый колодец с ржавым колесом.
– Я еще не верил, когда мне позвонили и сказали, что Богдан убит, – говорит живой Богдан, – не хотел жене говорить. Но зашел во двор и услышал, как воет Барс, – он показывает на дворнягу. – А он никогда не выл. И тогда я понял у себя в душе – это стопроцентно уже, Богдан погиб… Это Богдана батькин дом, – он кивает на хату справа, – а это – материн, – кивает на хату слева. – Они были соседями, потом поженились. Теперь оба дома пустые, в них никто не живет.
Через двор спешит женщина в приталенном бежевом пальто старого фасона, в черных туфлях. На шее – прозрачный черный шарф. Она заходит в хату, где жила мать. Там в узкой прихожей на тумбе, прикрытой вышитым полотенцем, спит линяющий черный кот. За тумбой стоят мешки, набитые просом для птиц. У другой стены – рассохшийся диван, накрытый выцветшим килимом. Женщина вынимает из кармана листок бумаги, сложенный вчетверо. Разворачивает. На нем крупным почерком написано: «куры маленькие – 2, куры большие – 3, гуси – 3, индокачки – 6, цесарки – 1».
– Вот он ехал на Майдан, – говорит она, трогая покрасневший нос рукой, – а я говорю: «Ну, напиши ты мне, как их кормить». Он написал. У него хобби было такое – декоративные куры – для красы, для души. У него четыре петуха, вы можете себе представить? – плачет она. – Зачем в хозяйстве – четыре? Ему просто было жалко их. А резать кур он никогда не мог.
В комнате встречает та же фотография, что висит в школе на стене. Тут Богдан – сорокалетний мужчина в вышиванке, с уже образовавшимися залысинами по бокам русой головы – смотрит, подняв подбородок, с ковра. На столе перед ним – коробка с истрепанными общими тетрадями. Его сестра вынимает из нее корочку школьного аттестата.
– Видите, как он учился в школе – одни пятерки и четверки, – говорит она, раскрыв аттестат. Следующей она достает из коробки трудовую книжку и тоже показывает. – Он закончил Львовский техникум по обработке древесины и был принял на работу старшим мастером.
– Зачем вы показываете мне его аттестат и трудовую? – спрашиваю ее.
– Ну как… А больше же после него ничего не осталось. Он не женился, дом не построил, это все ему не нужно было, но детей он любил и в школе учился хорошо. Потом четыре года работал в Италии – садовником. Он был очень добрый и очень хороший человек.
– А почему не женился? – спрашиваю ее.
– Заядлый холостяк, – отвечает ее муж. – В молодости не женился, а потом так пошло. Но вот он автографы собирал олимпийских чемпионов. – Богдан достает из коробки общую тетрадь. Открывает ее. Все листы исписаны аккуратными ровными буквами и цифрами. – Он записывал результаты всех Олимпийских игр. Девяносто второй год – Барселона, – видите? – водит Богдан пальцем по строчкам. – Дзюдо, теннис, фехтование. Он вел документацию каждой игры до две тысячи десятого года. А перед смертью он болел – следил за Олимпиадой в Сочи по телевизору. Но когда начался штурм, он сказал, что должен быть там, и поехал… Я бы сказал, что он не был счастлив – потому что у него не было детей. Для меня все, у кого нет детей, несчастны… Но у него были его Олимпиады, по переписке он собрал три тысячи автографов олимпийских чемпионов – Вячеслава Третьяка, Льва Яшина, Турищева…