Ущелье Разбитого Сердца - страница 4

— Белью, куда, черт подери, подевались лошади? Не говоря уже о солдатах.

Сержант автоматически одернул китель. Он ничуть не смутился.

— Они накормлены и напоены, сэр. Просто я счел необходимым дать им немного размяться после двух дней пребывания в вагоне.

— Мне тоже не мешало бы немного размяться, но, к сожалению, я не лошадь под вашим присмотром, сержант.

— Сэр?

— Не обращайте внимания. У меня с утра скверное настроение… Гоните лошадей в вагоны, мы отправляемся через полчаса. Фуража и воды до форта хватит?

— Так точно, сэр.

— А дров для всех печей? В горах будет чертовски холодно.

— Дров хватит, чтобы согреться при любом морозе, сэр.

— Отлично, сержант. Где капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл?

— Были здесь, когда солдаты выводили лошадей. Потом они пошли вдоль вагонов в сторону города. Разве они не в городе, сэр?

— Если бы я знал, черт возьми, не спрашивал бы. — Раздражение полковника вот-вот готово было выплеснуться на ни в чем не повинного сержанта. — Отправьте в город людей и разыщите их. Пусть явятся с объяснениями ко мне в «Имперский»… Бог мой, «Имперский»! Ну и название!

Полковник зашагал к локомотиву. Сержант Белью за его спиной беззвучно вздохнул с облегчением.

Крис Банлон, машинист, был низеньким и тощим человечком. У него было неестественно морщинистое, темное лицо, на котором совершенно необычно выглядели голубые, как барвинок, глаза. Когда полковник поднялся по металлическим ступенькам в его кабинку, он орудовал тяжелым гаечным ключом.

— Добрый день, сэр.

Он улыбнулся, что сделало его похожим на грецкий орех, и отправил ключ в ящик для инструментов.

— Что-то не в порядке?

— Обычная проверка, сэр.

— Мы отправляемся через полчаса.

Банлон распахнул дверцу топки. Раскаленное дыхание пода, на котором полыхали дрова, заставило Клермонта отступить назад. Крис закрыл дверцу.

— Можем трогаться хоть сейчас.

Клермонт посмотрел на загруженный дровами тендер.

— Как насчет топлива?

— До первого штабеля — больше, чем достаточно. — Банлон с гордостью посмотрел на тендер. — Мы с Генри дозагрузились здесь немного, чтобы хватило наверняка. Должен сказать, прекрасный работник этот Генри!

— Генри? — В тоне Клермонта прозвучало хмурое удивление, хотя внешне он остался так же невозмутим, как и раньше. — Разве вашего помощника зовут не Джексон?

— Никак не научусь держать язык на привязи, — сокрушенно признался Банлон. — Мне помогал Генри, а Джексон… э… он помог нам позднее, когда вернулся из города.

— Что он делал в городе?

— Он вернулся с пивом. — Блестящие глаза машиниста искали взгляд полковника. — Надеюсь, вы не имеете ничего против, сэр?

— Вы служащий компании, а не мой солдат. Мне безразлично, что вы пьете на службе, если пары разведены и тендер полон. — Клермонт начал спускаться вниз. Чувствовалось, что он сдерживается изо всех сил, чтобы не устроить разнос машинисту. — Да, едва не забыл, вы не видели капитана Оукленда и лейтенанта Ньювелла?

— Видел того и другого. Они останавливались здесь, чтобы немного поболтать со мной и Генри. Потом направились в город.

— Вы, случайно, не знаете, куда именно?

— К сожалению, нет, сэр.

Клермонт сошел на землю, оглянулся, увидел Белью, который седлал коня, и крикнул ему:

— Скажите наряду, что они в городе!

Сержант отдал честь. Полковник направился в салун отеля «Имперского».

О'Брейн и Пирс опустошили свои стаканы и собирались отойти от стойки, когда из дальнего конца салуна раздался гневный окрик. Из-за стола поднялся один из картежников, одетый в такую куртку и штаны, словно достались ему по дедушкиному завещанию. В правой руке он держал кольт, который, судя по калибру, следовало отнести к артиллерии. Левой он прижимал к столу руку человека, сидящего напротив него. Лицо пойманного было в тени. К тому же он низко опустил шляпу и поднял воротник легкой куртки из мягкой овчины.

Пирс подошел к игрокам и спокойно спросил:

— В чем дело, Гарритти?

— У этого типа очень скользкие пальчики, шериф. За пятнадцать минут он вытянул из меня сто двадцать долларов!

В салун вошел Клермонт. Он быстро осмотрелся и пошел к столику, за которым сидел раньше. Пирс спросил Гарритти: