Ущелье Разбитого Сердца - страница 5

— Может, он просто хороший игрок?

— Хороший? — Гарритти улыбнулся, не сводя револьвер с человека в куртке. — Меня не проведешь, шериф! Я играю уже пятьдесят лет и говорю определенно – такого не бывает.

Пирс кивнул.

— Я и сам стал беднее, посидев с вами вечерок за картами.

Человек в овчинке попытался высвободить руку, но где ему было тягаться с Гарритти! Тот почти без усилий вывернул его руку так, что все карты открылись. Среди них красовался червовый туз.

— По-моему, вполне честные карты, — сказал Пирс.

— Сегодня за этим столом я не говорил бы о честности. — Гарритти ткнул своей личной гаубицей в колоду. — Где-то в середине, шериф.

Пирс взял оставшуюся часть колоды и стал ее внимательно перебирать. Внезапно он остановился и бросил на стол еще одного червового туза. Потом взял оба туза и перевернул их «рубашками» вверх. Они были совершенно одинаковы.

— Значит, все-таки, две колоды. Откуда они взялись?

— Старый трюк, — пробормотал уличенный игрок. Он говорил тихо, но, учитывая компрометирующие обстоятельства, удивительно спокойно: — Кто-то, кто знал, что у меня есть туз, подсунул еще один в колоду.

— Ваше имя?

— Джон Дикин.

— Встаньте.

Дикин поднялся. Пирс неторопливо обошел стол и в упор посмотрел на шулера. Глаза их оказались на одном уровне.

— Оружие на стол.

— Я его не ношу.

— В самом деле? Полагаю, что для человека вашей профессии оружие просто необходимо. Хотя бы для самозащиты.

— Я противник насилия.

Пирс приподнял полы овчинной куртки Дикина и быстро обыскал его карманы. Потом он запустил руки во внутренние карманы куртки и вдруг извлек оттуда набор тузов: и старших карт.

— Ну и ну! — пробормотал О'Брейн. — Я-то всегда считал, что настоящая игра должна идти от головы, а оказывается, можно и от шкуры.

Пирс подтолкнул деньги Дикина в сторону Гарритти. Тот, однако, не спешил их взять.

— Этого недостаточно.

— Знаю, — Пирс был само терпение. — Но вы же знаете, Гарритти, жульничество при игре в карты не подлежит рассмотрению в федеральном суде, и в это я не вмешиваюсь. Но если в моем присутствии произойдет преступление, тогда я обязан буду вмешаться. И не на вашей стороне. Поэтому, для всеобщего спокойствия, отдайте мне ваш револьвер.

— Ну, если так… — В голосе Гарритти прозвучало зловещее удовлетворение, которое он и не пытался скрыть. Он сунул свою пушку шерифу и большим пальцем указал Дикину на дверь.

Шулер едва заметно отрицательно покачал головой. Тогда Гарритти тыльной стороной ладони ударил его по скуле. Никакой реакции в ответ.

— Так ты все-таки не пойдешь? — прорычал Гарритти.

— Я уже объяснял, что не признаю насилия.

Гарритти размахнулся и ударил по-настоящему. Дикин отлетел, наткнулся на стол и тяжело упал на пол. Шляпа слетела с его головы. Он лежал, как и упал — в полном сознании, но не делая никаких попыток подняться. Из нижней губы у него сочилась кровь.

Все вскочили со своих мест и собрались вокруг игроков, чтобы лучше видеть происходящее. По мере того, как проходили долгие секунды, выражение нетерпеливого интереса сменилось на их лицах презрением. Насилие органически вплеталось в жизнь этого края. А насилие, не получившее отпора, покорно вынесенное оскорбление, воспринималось как полное падение мужского достоинства.

Гарритти смотрел на Дикина и не верил своим глазам. Когда он, наконец, осознал, что происходит, он шагнул вперед и уже отвел назад правую ногу, чтобы нанести удар лежащему в пах… Пирс оказался проворнее. Локтем, твердым, как камень, он ударил Гарритти в диафрагму. Тот согнулся, схватившись за живот.

— Я вас предупреждал, что не потерплю преступления в моем присутствии. Еще одно неосторожное движение, и вы мой гость на всю ночь. Правда, теперь это неважно.

Гарритти с трудом выпрямился. Когда он заговорил, голос его напоминал кваканье лягушки, страдающей ларингитом.

— Черт вас побери, шериф! Что за чушь вы несете?

— Это дело суда.

Пирс быстро вытащил из кармана только что полученные объявления о розыске, перебрал всю пачку, положил одно на стол и убрал остальные в конверт. Потом еще раз внимательно посмотрел на Дикина, пробежал глазами текст под неясным рисунком, повернулся, позвал жестом полковника Клермонта. Когда полковник подошел ближе, шериф показал ему объявление. Как ни смазано было мутно-серое изображение на куске дешевой бумаги, оно, несомненно, было очень схоже с человеком, называющим себя Джоном Дикином.