Успокой моё сердце [СИ] - страница 70

стр.

До кровати удается добраться без приключений. Каллен тяжело валится на простыни, по-детски стараясь смять их как можно больше. В нем ещё сохранилась непосредственность?

Наркота творит чудеса…

Когда он, наконец, замирает на подушках, тушу лампу и занимаю свою половину кровати, укутываясь в теплое одеяло.

— Grazie, Эдвард, — тихонько произношу, спустя некоторое время. Почему-то я абсолютно уверена, что он меня услышит.

Так и происходит. На этот раз молчанию не удается выиграть раунд.

— Nessuni problemi, — повисает в темноте.

* * *

Когда просыпаюсь, за окном по-прежнему темно. Мне даже кажется, что сон продолжается, просто я его не замечаю.

Вздыхаю, поворачиваясь в другую сторону. Мгновенно понимаю, что в кровати не одна. Эдвард, обвив руками подушку, точно ребенок, лежит на животе на своей половине. Его лицо сведено и нахмурено, черные ресницы немного подрагивают — это все, что удается рассмотреть при лунном свете.

Аромат мужчины вползает в легкие, окутывая их туманной дымкой. Чувствую слабость и желание поспать. До утра ещё далеко…

Полная намеренья вернуться в царство Морфея, закрываю глаза, стараясь думать о чем-нибудь приятном и усыпляющем. Например, о зеленом лугу. Таком зеленом, что рябит в глазах. На нем стадами пасутся белые овечки, за которыми, пощипывая травку, следуют гуси. Они что-то обсуждают на своем языке с крайней важностью. Иностранные дипломаты, а не гуси.

Улыбаюсь сама себе. Временами ты такая же непосредственная, как семнадцать лет назад, Белла.

Разомлев от доброй картинки, не сразу слышу кое-что, происходящее непосредственно в реальности, здесь и сейчас.

Лениво приоткрываю один глаз, вглядываясь в ночную темноту.

У двери, при очередном моргании, просматриваются контуры человеческой фигуры.

Глаза непроизвольно распахиваются, а тело подается вперед. Каллен что-то едва слышно бормочет, но не просыпается.

Наверное, очень странно, но с ним я чувствую себя в какой-то определенной безопасности. В конце концов, в своем доме он сумеет навести порядок. Ночью в том числе.

Уже подумываю над тем, чтобы разбудить Эдварда, но сдерживаюсь.

Вовремя.

Фигурка делает нерешительный шаг вперед и попадает на конец лучика лунного света. В тот же миг я узнаю пришедшего.

И дело не только в маленьком росте и белокурых волосах, проблеснувших так кстати, просто я нутром чувствую, что здесь ребенок. Этот ребенок.

Аккуратно покидаю кровать, медленными шагами подбираясь к мальчику.

— Джером, — шепчу, робко улыбаясь.

Вопреки всем предположениям, малыш не отшатывается назад, не вжимается в стенку, даже не отступает в сторону.

Едва рассмотрев меня — по-прежнему стоящую в темноте — он, не раздумывая, кидается в мои объятья, обвивая маленькими ладошками за шею.

— Все хорошо, — нежно глажу белокурое существо, ощущая, как тепло скользит по всему организму, усиливаясь с каждой секундой. С каждым моим вдохом, впускающим внутрь запах маленького мальчика.

Ладошки сжимаются сильнее.

— Все в порядке, — притягиваю ребенка поближе, чтобы взять на руки. Поднимаюсь, все ещё не переставая ласкать его, — давай не будем будить папу.

Оглядываюсь на Эдварда, лежащего к нам спиной, и прикусываю губу. Это ведь не считается самоуправством, мистер Каллен? Я пытаюсь успокоить вашего сына. Он пришел в мою спальню. Ко мне. Сам.

Доверчиво прижавшееся к груди детское тельце подтверждает собственную правоту. Верно. Я все делаю как надо.

Придерживая одной рукой Джерома, другой раскрываю деревянную дверь, покидая комнату.

Теперь, в коридоре, в котором все ещё горит свет, все проще.

У меня есть возможность рассмотреть ребенка, как следует.

На атласных щечках видны две узенькие дорожки от слез. Они уже высохли.

— Мой хороший, — не удерживаюсь, проводя пальцами по личику малыша, стараясь не обращать внимание на россыпь ссадин. — Тебе приснился плохой сон?

Мальчик быстро, хотя и немного неуверенно кивает.

Его глаза останавливаются на мне, смотрят просительно, хотя и с долей страха.

— Это просто сон, — поправляю спутавшиеся светлые волосы, перехватывая Джерома покрепче. — Ничего не случилось.

Малыш опускает голову, утыкаясь ею мне в шею. Он не хочет выдерживать прямой взгляд, но жаждет понимания. Ему хочется, чтобы его пожалели.