Утерянное Евангелие. Книга 1 - страница 10
Мужчина обратил внимание, что Виктор смотрит в окно.
– Нет-нет. Все нормально. Продолжай дальше…
Лавров слышал десятки таких историй, и ему действительно было не интересно. Но раз уж ввязался в разговор, нужно было уважать собеседника, и Виктор взял себя в руки и перевел взгляд на своего попутчика.
– …Дальше? Родители решили наказать преступника и подали иск…
«Родители? Иск? – пробило журналиста. – Да нет же. Бред, какой-то бред…» Но Виктор не ослышался.
– Да, родители обвинили старшего сына в гибели младшего, – кивнул собеседник, как бы поддакивая самому себе.
– …Но подожди! – путаясь в услышанном, переспросил Виктор. – Насколько мне известно, в случае гибели кого-то в ДТП в полиции в любом случае обязаны возбудить уголовное дело!
– Знаю только одно, – отмахнулся от Лаврова собеседник. – Парень мог и не сесть, а сел на шесть лет за убийство по неосторожности… Еще мать бегала и орала на все село: «Я его посажу! Я его накажу!..»
– Как?! – Виктор отказывался верить своим ушам.
– Вот так, Витя, вот так, – грустно резюмировал Павел. – Но дальше – больше. Через полгода родителям сообщили, что их сын, которого они так сурово наказали, был убит в тюрьме во время криминальной разборки.
– Ё!.. – воскликнул потрясенный журналист.
– Вот и я говорю, ё… За год потеряли все, что у них было – двух сыновей… А потом?.. А потом сами ушли, один за другим… Тоже за год.
– А-а-а… – Виктор с явным недоверием хотел задать еще какой-то вопрос, но вдруг уперся в жесткий взгляд Павла.
– …Не веришь? А я верю. Потому что знаю… Я племянник тети Зои и двоюродный брат этих парней. Еду вот оформлять наследство после смерти дяди Пети. Потому что другой родни у них не было… Вот тебе и братья. Вот тебе и папы, и мамы…
Павел вынул из-за пазухи недопитую бутылку самогона, сделал два глубоких глотка и нервно затянулся сигаретой.
– Откуда столько злости у людей? – после долгой паузы задумчиво произнес Виктор.
– А от голода… – вдруг прямо заявил Павел. – Тебе знакомо это чувство? Или забыл?..
Виктор осекся. Он вдруг понял, что все эти годы, путешествуя, он познавал мир африканцев, папуасов, эскимосов, кого угодно. А вот то, что в душе у собственного народа, – он упустил… Его узкопрофильный взгляд – взгляд маленького, но функционера, погрязшего в буднях телевизионного конвейера. Это взгляд владельца футбольной команды, не знающего, что такое по-настоящему получить по ногам в штрафной площади. Это – взгляд толстосума-олигарха в третьем поколении, который никогда не знал, что такое полкилограмма картошки и пакет кефира в холодильнике, а до получки еще неделя. Одной фразой собеседник обрубил всю его спесь. Но, как и следует представителю «четвертой власти», Виктор не подал виду, что это его зацепило.
– Ты слушай меня, журналист. Я тебя уважаю! Никто другой тебе правды не скажет! Будут лебезить, восхищаться, просить автограф…
Виктор действительно задумался. Давно у него не было такой беседы.
– Кстати! – вдруг поменял тон Павел. – Ты мне должен… автограф!
Мужик засмеялся. Ничто человеческое не было ему чуждо, и иронии ему было не занимать.
– Для тебя? Сколько угодно! – абсолютно искренне ответил Виктор.
– Держи краба! – протянул руку журналисту еще недавно злившийся собеседник и расплылся в широкой честной улыбке.
…До самого утра Виктор не мог уснуть. Рядом, на нижней полке тихо посапывала младшенькая Даша, на верхней обустроилась Лиза и видела, должно быть, десятый сон. Уснул и его собеседник Паша, отвернувшись к стенке. Серость зарождающегося нового дня уже пробивалась сквозь окно. Серость… в душе серость, от услышанного, от увиденного и прочувствованного за последние дни. Она выплыла, как осеннее облако среди ясного погожего дня. Лавров уже почти не думал о злой шутке недотепы Паши на сельском пруду, хотя раненые легкие еще побаливали. «Смотри-ка. И тот Паша, и этот – тоже Паша. Имя редкое, а люди частые…»
Журналист думал обо всем понемногу. О людях – голодных, поэтому злых. Злых до глупости, до жестокости, до самоуничтожения… Как эти родители, что потеряли одного сына и отправили в тюрьму другого…