Утопический роман XVI-XVII веков - страница 4

стр.

Это было просто нереально, что человек нашего поколения мог быть таким фантастическим толстосумом, да ещё с такими причудами!

Что их подвигло двинуть на восток, я не знаю! Год они по непонятным причинам прокантовались во Франции, а потом дрейфовали по всей Европе, по всем каноническим дырам, куда богатеи съезжаются вволю поиграть в поло и с наслаждением подразнить нищету, демонстрируя всем своё благосостояние!

А теперь они, как заверила меня по телефону Дэйзи, решили где-нибудь прочно бросить якорь. Но я, разумеется, не поверил этому. Душа Дэйзи представлялась мне сплошными потёмками, и я чувствовал, что Том никогда не откажет себе в удовольствии всю жизнь скакать с кочки на кочку в своей драматично турбулентной погоне за повторением прошлых призрачных взлётов профессионального футболиста.

Так случилось, что тёплым, ветреным вечером я въехал в Вест-Эгг навестить двух старых приятелей, о которых я, честно говоря, едва ли что знал. Их дом был даже более помпезен, чем я предполагал. Прекрасный, красного кирпича и белого камня, дом в колониальном Георгианским стиле гордо взирал на залив. Газон, начинавшийся прямо от пляжа, бежал до парадного входа, извиваясь между солнечных клумб и дорожек, посыпанных красной кирпичной крошкой, в продолжении ещё доброй четверти мили, пока наконец не перелетал через солнечные часы и с разгона взбегал по стене причудливо раскиданными виноградными лозами. Фасад прорезал ряд двустворчатых Французских окон. Распахнутые настежь навстречу тёплому предвечернему ветерку, они отсвечивали расплавленным золотом, и Том Бьюкенен в наряде верхового наездника, широко расставив ноги, стоял под входным портиком.

Он очень изменился с Нью-Хэвенских времён. Теперь это был широкоплечий тридцатилетний блондин с очень твёрдо очерченным ртом и нагловатыми манерами. Но главным в нём были эти глаза. Они сразу приковывали взор к его лицу и придавали ему вид гончей, готовой в ту же секунду агрессивно броситься вперёд.

Но даже чуть женственно-элегантный прикид не мог скрыть чудовищную природную мощь его тела. Мне казалось, что его блестящие краги вот-вот лопнут вместе со шнуровкой, а когда он легко поводил плечом, под тонкой тканью ходил настоящий ком стальных мышц. Это было тело, налитое сверхестесственной мощью – убийственное тело! Он разговаривал твёрдым, хриплым тенорком, очень дополнявшм общее впечатление, производимое им – крутой парень, мачо из мач. Презрительный патерналистский тон не покидал его, даже если ему приходилось разговаривать с людьми, которые ему нравились – и поэтому многие в Нью-Хэвене его просто терпеть не могли за его дурацкие шуточки.

Могло показаться, что он говорил: «Вы не думайте, что моё мнение – слово последней инстанции, но как бы то ни было, я всё равно сильнее вас и выше вас всех!»

С третьего курса мы были записаны вместе с ним в одно общество, и даже при том, что никакой особой дружбы между нами на наблюдалось, я почему-то был уверен, что чем-то вызываю у него уважение, и он, как мог, нагловато, дерзко и суетливо старался произвести на меня впечатление.

Несколько минут мы болтали с ним под ярко освещённым Солнцем портиком.

– Недурственная норка у меня здесь, не так ли? – сказал он, и с улыбкой блеснув глазами, а потом обвёл сверкающим взором всю округу.

Дотронувшись до моего плеча, повелевая мне повернуться, он властным движением длани обвёл открывшуюся нам панораму, включая уступы солнечного Итальянского сада, пол-акра росошных пурпурных роз и тупоносый моторный катер, мерно покачивавшийся в волнах прилива.

– Она куплена у Демара, нефтяного магната!

Тут он развернул меня обратно и вежливо, но без особых церемоний, сказал:

– Пойдёмьте внутрь!

Мы прошли через высокий, просторный холл в сверкающее розовое пространство, едва связывавшее дом с Французскими окнами по обеим сторонам.

Широко распахнутые окна сверкали девственной белизной на фоне яркой киношной зелени, которая будто вползала своими причудливыми лозами внутрь дома.

Лёгкий брил овевал комнату, подхватывая лёгкие занавески на окнах, словно полупрозрачные флаги, то задувая их внутрь, то вынося наружу, а то взвивая высоко вверх, к самому, похожему на пышный торт с глазурью, потолку, и тень от них прозрачной зыбью пробегала по густого, винного оттенка ковру, как зыбь в морской лагуне под свежим бризом.