Утренние колокола - страница 18
Фридрих поднялся в свою комнату, сел перед секретером, руки у него дрожали, он не знал, что сказать и сделать. Лишь голос отца постоянно разламывал тишину в доме.
Доктор Ханчке был огорчен и растерян.
– Я пробовал убедить вашего отца, мой мальчик, но это выше моих сил, – сказал он, когда Фридрих пришел к нему за вещами. – Остается надеяться лишь, что вы сумеете сами пройти тот курс наук, которого лишаетесь, избрав иную деятельность. Берта уже сложила ваши вещи, мы договорились с возчиком, и он приедет за вашим сундучком через час… А теперь посидите тихо, я допишу ваше выпускное свидетельство.
И своим изящным почерком, которым он гордился уже много десятков лет, которым написал немало статей цицероновой латынью, доктор Ханчке стал выводить на листе с гербом:
«…Во время своего пребывания в старшем классе отличался весьма хорошим поведением, а именно обращал на себя внимание своих учителей скромностью, искренностью и сердечностью и при хороших способностях обнаружил похвальное стремление получить как можно более обширное научное образование…».
Ханчке со вздохом написал еще несколько строк, содержащих похвалы своему бывшему ученику и пансионеру, а потом подумал и добавил слова вовсе необычайные для подобного документа:
«Нижеподписавшийся расстается с любимым учеником, который был особенно близок ему благодаря семейным отношениям и который старался отличаться в этом положении религиозностью, чистотою сердца, благонравием и другими привлекательными свойствами, при воспоследовавшем в конце учебного года… переходе к деловой жизни, которую ему пришлось избрать как профессию вместо прежде намеченных учебных занятий, с наилучшими благословениями».
И подписался: «Д-р И.-К.-Л. Ханчке».
Прежде, заходя в коммерческие конторы, Фридрих не рассматривал их пристально.
Это был мир чужой и далекий. Коммерцией занимался отец. А для них, компании Фридриха, Греберов и Бланка, это дело было почти что постыдным. Их привлекали высоты духа. Они спорили о красотах поэзии Горация и длиннотах Вергилиевой «Энеиды». Путь их был определен: гимназия, университет, занятия правом, литературой, искусством, богословием, на худой конец. Они смеялись над филистерской манерой высчитывать мелочную выгоду.
А теперь это стало его работой – считать меры хлопка, метры пряжи и деньги – потраченные и вырученные.
В свой первый рабочий день он встал в половине седьмого, одновременно с отцом. За окнами едва начиналось хмурое утро. В семь часов они выпили кофе с подсушенными хлебцами. В половине восьмого вышли из дому.
Когда-то, почти двадцать пять лет назад, дед Фридриха Каспар также вывел на работу своего сына.
– Надо выходить точно в одно и то же время и идти всегда по одной и той же стороне улицы, уже только это даст тебе уважение горожан, – поучал когда-то Каспар.
Теперь тому же учил отец своего Фридриха.
Они прошли мимо магазина перчаток. Помощник продавца большой шваброй намывал тротуар около магазина. Затем было несколько других лавок, отделение банка и, наконец, контора.
– Те люди, которые здоровались с тобой и которых приветствовал ты, будут встречаться тебе каждое утро на тех же местах. В молодости однообразие устрашает, и лишь повзрослев, человек ощущает радость от четко установившегося порядка событий, – говорил отец по дороге.
Без пяти минут восемь они были в конторе.
– Ты будешь тоже всегда входить в это время.
За двумя столами в унылой комнате скрипели перьями конторские крысы. За третьим столом, ближе к окну, но дальше от печки, сидел Фридрих – такая же конторская крыса.
Над окнами двое нанятых работников прилаживали новую вывеску фирмы.
– В первый месяц ты обучишься ведению переписки, – сказал отец. – С восьми до двенадцати будешь переписывать в книгу с синей оберткой входящие письма.
В двенадцать все конторские крысы города разгибают спины и отправляются по домам – обедать.
С двух – они снова скрипят перьями.
– До шести часов ты будешь переписывать в книгу с зеленой обложкой исходящие письма. Это пока все.
– А потом? – спросил Фридрих.
– А потом ты получаешь свободу, которой так жаждал. Читай что угодно и, если не потянет в сон, занимайся своими науками. Деньги я тебе тоже буду платить – столько, сколько получает ученик конторщика. У тебя ведь будут мелкие расходы…