Утренние прогулки - страница 18

стр.

Я хотел назад вернуться, но дверь скрипнула, и мама сразу дернулась, отвернулась от меня и спросила:

— Тебе что-нибудь надо?

— Ничего, — сказал я тихо и вернулся к себе.

Последние дни была жара.

В школу мы ходили без пальто, а в классах даже сидели с открытыми окнами.

Анна Григорьевна сказала, что мы всю программу прошли — и теперь последние дни можно заняться внеклассным чтением.

На ее уроках мы по очереди читали вслух книгу писателя Арро «Вот моя деревня».

А потом кончился последний урок и начались каникулы.

Этих каникул так ждешь, а как наступят, не знаешь, чем и заняться.

Был бы Гриша Алексеенко, мы бы с ним сделали моторный самолет — у него была книга, и в ней все подробно рассказывалось: как и из чего делать.

Но Гриша сразу уехал.

И я весь день гулял около дома один, потому что мама была на занятиях.

Однажды на нашей улице остановился грузовик. Из него вышли двое людей, вытащили из-под сиденья домкрат и стали менять колесо.

— Это надо же такому случиться! — повторял один.

— Ничего, поставим запаску и наверстаем, — утешал его второй, — время есть.

Я стоял около них и смотрел, как они работают.

И вдруг второй тоже начал меня рассматривать.

— Тебя не Коля ли зовут? — спросил он.

— Коля.

— Здравствуй. Я же Федор Матвеевич. Ну что, поедем смотреть птичек?

А я сразу его вспомнил, еще когда он не сказал про птиц. Это с ним мы ехали в электричке, и он потом звонил, приглашал к себе.

— Сейчас ты нам попить принесешь. Ты ведь живешь здесь?

— Рядом, — сказал я.

Я сбегал домой, налил полбидончика гриба из банки, как раз вкусный был гриб, взял чашку и все принес Федору Матвеевичу.

— Ты нас просто спас, — сказал Федор Матвеевич, — мы бы тут умерли от жажды, и машину бросать нельзя. А вкуснота какая, — сказал он, когда выпил гриб. — Научим его в награду водить машину?

— Пусть в кабину лезет, — ответил друг. — Только вы осторожно.

Я залез в кабину, сел за руль, а Федор Матвеевич — рядом. И он стал мне объяснять, как машиной управляют:

— Эта педаль — сцепление, а рядом — ножной тормоз. Ручной тоже есть — вот этот рычаг, он применяется на стоянках.

Он мне раза три объяснял, с чего начинается езда: поворачиваешь ключ зажигания, ставишь нужную передачу, снимаешь тормоз, чуть отпускаешь сцепление, подаешь машину вперед.

Я держался за широкий руль и представлял, как стремительно еду по шоссе.



Потом Федор Матвеевич снова помогал другу, потом они сходили к нам помыться.

— А главное — научиться мгновенно тормозить, — говорил Федор Матвеевич. — Борцу важно уметь правильно падать, а шоферу — мгновенно тормозить.

Они еще два раза прокатили меня по нашей улице. Я сидел между ними, и один раз даже сам нажал на стояночный тормоз.

Потом они поехали туда, где их ждали, а я пошел домой.

— Ты маме передай привет, не забудь, — попросил Федор Матвеевич.

* * *

В этом году все говорили, что наступила ранняя весна.

Даже диктор по радио каждое утро рассказывал, где уже посеяли хлеб, а где начали сеять на десять дней раньше, чем в прошлом году.

И в парке тоже земля высохла, на кустах проросли светлые листочки.

Я специально пошел в тот парк, думал — вдруг увижу Степана Константиновича с Барри и со Светой.

И правда — только я подошел к парку, как сразу увидел Барри.

С ним гуляла Света.

Барри меня сразу узнал. Сначала обнюхал, а потом лизнул руку.

Мы стали играть в прятки.

Света от него пряталась за скамейку или за дерево, и я говорил:

— Ищи Свету!

И Барри сразу бросался нюхать ее следы на тропинках, бегал по старым прошлогодним листьям между деревьями, а потом мчался прямо по следу к тому месту, где пряталась Света.

Потом я попробовал спрятаться, думал, что он меня еще не так хорошо знает, может быть, и не найдет.

Я спрятался в большой ящик, туда складывали метелки и совки. В этом ящике я сидел скрючившись, крышка была закрыта, но все было видно в щелку между досками.

Света говорила:

— Коля! Коля! Ищи Колю.

И Барри забегал по тропинке, нашел мой след, сразу побежал к ящику, встал на него ногами и залаял.

Он бегал, высунув язык, громко дышал, а изо рта у него шел пар.

Потом он увидел большую лужу и стал из нее пить.

А с языка у него падали тяжелые капли.