Утро вечера дряннее - страница 43
Добравшись до ельника и отыскав улицу Сосновую, я остановила машину перед небольшим двухэтажным особняком, окруженным кирпичным забором. Позвонила. На крыльце зажегся свет, в щитке переговорного устройства что-то металлически чертыхнулось, засвербило, потом я услышала низкий женский голос:
– Кто вы?
– Я Ольга Бойкова, мне нужно срочно поговорить с вами о вашей подруге Ольге Арниковой.
Раздался какой-то щелчок. Калитка медленно открылась. Я вошла во двор. Справа располагался гараж, перед которым стояла какая-то иномарка светлого цвета, точнее, из-за темноты я не разобрала. Слева – сооружение, похожее на баньку. Я быстренько пересекла двор и, взойдя на крыльцо, позвонила. Только во дворе я рассмотрела, что верхний этаж представлял собой веранду.
Дверь открылась. На пороге стояла высокая пышногрудая шатенка с зелеными глазами. У нее был тяжелый, туповатый взгляд. Или это мой приход так ее озадачил, заставив погрузиться в состояние какого-то опустошенного оцепенения.
– Добрый вечер, – поздоровалась я.
Каменный лик хозяйки остался недвижим. Лишь губы слабо шевельнулись, проговорив что-то похожее на «здрасьте».
– Ольгу убили, – ляпнула я, чтобы расшевелить эту надменную, по отзывам творческой тусовки, пассию наркоторговца.
Но мое сообщение не вызвало ожидаемого эффекта. Она лишь немного приподняла брови.
– Проходите, – сказала она голосом, похожим на грудное кошачье мурлыканье.
Я вошла в отделанный дубом холл. В глубине гостиной маячил камин. Обстановка была выдержана в спартанско-кожаном стиле: чувствовались мужская аскетичность и сила.
Мы сели на широкий диван.
– У вас курить можно? – спросила я.
Люба кивнула, пододвинув ко мне пепельницу.
– Спасибо. А вы? – Я показала глазами на пачку «Винстона», которую достала из сумки.
– Можно, – лениво произнесла женщина и вяло улыбнулась.
Мафиози ее, что ли, выдрессировал, или она от природы флегматик? Любе можно было дать лет тридцать. У нее довольно приятные черты лица. Если бы не коровий взгляд и безучастное выражение, которое придавало ее физиономии некоторую дебильность, ее лицо должно было бы источать сплошную чувственность: томный взгляд продолговатых, похотливых глаз – если опять-таки абстрагироваться от их покорного равнодушия, – хищно заостренный, с довольно широкими ноздрями нос, полные, приоткрытые губы. Не говоря уже о смуглом золоте кожи. Но ее облику не хватало искры, изюминки, что ли. Или все дело в общем развитии? А вернее, в недоразвитии?
Шикарные каштановые волосы Любы были небрежно забраны в высокую, не очень аккуратную прическу, что придавало ей естественность. Волнистые пряди сбегали на высокий лоб. Один из локонов вился вдоль виска.
Да и курила она без желания, словно поддавшись на уговоры или делая кому-то одолжение. В ее облике я не обнаружила ничего надменного, а тем более стервозного. Просто, наверное, тусовка толком не разобралась, и безучастный Любин вид приняла за гордое высокомерие.
– Не понимаю, – нарушила она, наконец, долгое молчание, – вы говорите, убили?
Она устремила на меня удивленный взгляд. Только удивление это было какое-то вялое, как бы ставящее само себя под вопрос.
«Заторможенная она какая-то, – с недоумением подумала я, – может… наркотики?»
– Да, – немного растерянная от такого равнодушного вопроса, подтвердила я.
– И что же вы хотите?
Вот те раз! Поговорить, конечно, крутилось в голове, и я спросила:
– Когда вы последний раз видели Ольгу? – стараясь адекватно, то есть как заправский флегматик, реагировать на ее равнодушие.
– Дня два назад, – пробормотала Люба.
– Понятно, – я выпустила струю дыма, – вы знаете о ее делах с наркотиками? – прикинулась я дурочкой.
– Впервые слышу, – приподняла плечи Люба, изобразив на лице подобие удивления.
Но, видно, такая эквилибристика была ей не под силу или она просто не захотела себя насиловать – ее «благородная» физиономия вновь приняла мраморную неподвижность лика Афродиты, которой не пристало волноваться из-за удела смертных.
– При вас Ольга не употребяла кокаин или героин?
– Нет, – улыбнулась уголками губ Люба, – у нее все было. Зачем ей это нужно?