Узнать пересмешника. Жизнь с Харпер Ли - страница 4

Я, как и миллионы других людей, читала эту книгу в школе, когда была застенчивой четырнадцатилетней девочкой, любившей уроки английского языка, боявшейся математики и выступавшей в составе команды своей школы в кроссе в Мэдисоне, штат Висконсин. С первых же страниц я перенеслась из заснеженного вечера в покрытые красной глиной улицы в глубине штата Алабама времен Депрессии.

Теперь у меня было редакционное задание, билет на самолет и фотограф Терренс Джеймс, которого отправляли со мной. Я раньше не работала с Терренсом, но видела его в газете. Он афроамериканец, носит черные джинсы, сапоги и афрокосички до плеч. Он был в восторге от нашего задания, как и я.

По дороге в Алабаму мы с Терренсом все обсудили. Мы расписали, что собирались делать, куда хотели пойти и кого увидеть. В Атланте мы взяли машину и почти шесть часов ехали до округа Монро. Мы, как новички, напрасно полетели в Атланту: можно было бы купить билеты до Монтгомери, Мобила или до Пенсаколы на побережье Флориды. Все эти города были ближе. Но билет до Атланты стоил дешевле. И на карте наша дорога не казалась нам такой далекой, как в реальности. Эта поездка дала нам возможность представить себе географический контекст, в котором находился Монровилль. Когда ты, как большинство журналистов, прибываешь прямо на место событий, то что-то теряешь.

Примерно за полчаса до приезда в Монровилль мы съехали с автострады. На дороге 84 листва стала гуще. Повсюду стояли столетние дубы, покрытые занавесями пуэрарии. Пуэрария ползла по всем оврагам. Она забиралась на провалившиеся крыши заброшенных деревенских хижин. Она создавала такую плотную зеленую сеть, что начинало казаться, будто за ней кто-то прячется.

Дорога вилась вокруг холмов. Мимо громыхали грузовики, нагруженные только что срубленными деревьями. Терренс крепче схватился за руль. Мы увидели тот «островок среди пестрого моря хлопковых плантаций и густых лесов», который описывает Ли в своем романе. Теперь хлопок собирают большие машины. Это быстрее и дешевле. Во времена «Убить пересмешника» хлопок собирали целые шеренги мужчин, женщин и детей. Это была работа на удушающей жаре, от которой потом разламывалась спина и горели пальцы, так как приходилось вытаскивать пучки хлопка из коробочки и складывать их в джутовые мешки.

Иногда мы проезжали мимо заправок и магазинов, где были видны выцветшие белые надписи «Кока-кола» на облупившемся красном фоне. Мы остановились на одной из таких заправок. Казалось, что здесь все еще могут продавать кока-колу в маленьких зеленых бутылочках по шесть с половиной унций, в которые мой дед разливал ее собственноручно в городе Блэк-Ривер-Фоллз в штате Висконсин. Я проверила. Нет, даже здесь были только банки или пластиковые бутылки. Рядом с кассой и ящиком «Марша гривенников», благотворительный организации, стояла огромная пластиковая миска со сваренными вкрутую яйцами в уксусе. Рядом была еще одна миска, где в рассоле плавало что-то розоватого оттенка. Это была маринованная свиная нога. Ни того ни другого я никогда не пробовала. Лучше я пока буду пить диетическую колу.

По мере нашего приближения к Монровиллю, передачи NPR было слышно все хуже. Теперь мы могли выбирать между музыкой кантри, консервативными комментариями современных событий или огненными проповедями. За каждым поворотом нам встречалась церковь из красного кирпича или же маленькая белая церквушка со шпилем, устремленным в синее небо, и кладбищем позади. Большинство из них принадлежало баптистам, но были и методистские, и пятидесятнические.

На лужайке между школьным зданием из красного кирпича и заросшими кудзу деревьями мы разглядели баскетбольную площадку. На ней играли юноши. Молодые девушки смотрели.

Терренс притормозил и посмотрел на меня.

«Ну, давай», — сказала я.

Мы остановились на примятой траве, где были припаркованы другие автомобили, наша арендованная машина казалась подозрительно сверкавшей и новой рядом с большими широкими шевроле, которые не разваливались только благодаря запасным частям и большой выдумке. Пока мы шли вдоль площадки, люди, не стесняясь, глазели на нас с Терренсом. У него на шее висел большой фотоаппарат. Да и он сам довольно высокий. Мой рост пять футов и три с половиной дюйма, у меня голубые глаза, светлые волосы и то, что милосердно называют алебастровой, то есть белой до бледности кожей. Мое лицо было единственным белым в толпе.