В бой роковой... - страница 46
От греха подальше — для денег в солдатском сундучке устроено второе дно. Сюда пойдут и листовки на иностранных языках.
Перед отправкой спецпоезда военнопленных, и в их числе Боева, привели на вокзал. На Макаре смешанное обмундирование: крепко поношенные сапоги и шинель русской армии, шапка-тиролька, зеленоватые брюки с френчем немецкого образца. На других тоже разная смесь одежды.
До Плесецкой доехали поездом, а отсюда должны были отправляться на подводах и пешком. Пока советское командование договаривалось с интервентами о пункте передачи пленных, возвращенцы обосновались в пристанционном пакгаузе — обогревались около раскрасневшейся буржуйки. Невдалеке стояли классные вагоны, где разместился штаб 18-й дивизии.
Макар вышел из пакгауза в задумчивости, посмотрел на красноармейцев, сновавших около вагонов. Не заметил, как к нему подошел невзрачного вида красноармеец. Измерив Боева взглядом, едко бросил:
— Значит, домой, на боковую?
— Мы свое отвоевали, — буркнул Макар.
— «Свое», — передразнил красноармеец. — За царя вы отвоевали, а за новый порядок в России пусть дядя воюет...
Лишние разговоры Боеву ни к чему, нужно держаться от них в стороне. Отвернулся.
— Да ладно уж, и без вас обойдемся, — безразлично проговорил тот, заметив, что бывший пленный не расположен объясняться. И вдруг доверительно: — Ежели, дружок, задержишься в Архангельске и доведется повстречать девушек-латышек, передай им мой привет. Одну Аней зовут, другую Эмилией.
Боева словно током ударило. Что за чертовщина! Совпадение или шпик какой? Стараясь сохранять спокойствие, спросил:
— Выходит, до начала войны в Архангельске жили?
— Это не имеет значения. Скажешь, Федор Зыков кланяется. Они знают.
Вон оно что! Это ж о нем Кузьмин и Суздальцева говорили. Разведчик. Как-то даже не вяжется, что о девушках заговорил.
Боеву захотелось открыться перед Зыковым. Интересно посмотреть, как удивится, узнав, кто перед ним. Поди, извинится... Какой разговор бы повели! Но закон подполья выше всяких желаний.
— Хорошо, обязательно передам ваш привет! — заверил Макар Зыкова и, сняв варежку, протянул руку: — Чуркин. Очень приятно было познакомиться!
Теперь уже Зыков с недоумением поглядел па бывшего солдата. Чего ради он вдруг разошелся так? Поговорил бы, да недосуг: вызвал Зыкова Петр Попов, ответственный за пропаганду на Онежском участке.
— Познакомься с агентом, — сказал Попов. — Через него будешь иностранные листовки в Онегу передавать...
Из другой комнаты вышел — Федор ахнул! — Савватий Дьячкин, которого он давно считал погибшим на германском фронте. Радуясь встрече со старым приятелем и тому, что Савватий, хоть и в немецкой одежде, включается в борьбу, Зыков подумал: «Наверно, не один он, может, и тот Чуркин стал агентом, а я-то его какими словами укорил...»
...Шедшую по шпалам колонну бывших солдат, возвращавшихся из немецкого плена, встретили английские и русские офицеры. На станции Обозерской производилась проверка и сортировка. Кому в глубинные уезды — отправляли пешком, без сопровождающих. Боев — Чуркин встревожился, узнав, что контрразведчики и допрашивают каждого подробно, и вещи осматривают основательно.
Тех, кому надо в Архангельск, посадили в товарный вагон без проверки. «Значит, тут будут потрошить», — решил Макар, устраиваясь на нарах. Однако никто не пришел. Поезд тронулся, и Макар, повеселев, смотрел в маленькое окошко на заснеженный лес. Где-то здесь они спрыгивали с Никифоровым. Всего семь дней назад, а почему-то кажется это было давно-давно...
Оценивая свои первые шаги на оккупированной земле, он думал: почему их вагон остался без проверки? Может быть, ее устроят в городе? И он не ошибся.
Вражеская контрразведка имела уже строго секретную директиву о тщательной проверке всех возвращающихся, ибо, по полученным сведениям, среди бывших пленных есть якобы большевистские шпионы. Однако в Обозерской с ними не захотели возиться, оставили для Архангельска.
На городской вокзал прибыли в полдень. Выпрыгнув из вагона, бывшие пленные увидели офицера в сопровождении трех вооруженных солдат. Офицер поздравил прибывших с благополучным возвращением на родину и объявил: