В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии - страница 3

В общем, для осуществления всех этих проектов испрашивалось обыкновенных расходов: на армию – 485 184 415 крон (увеличение на 55,5 миллиона по сравнению с прошлогодним бюджетом), на флот – 76 266 710 крон. Специальные же кредиты испрашивались: на нужды армии – 81 310 000 крон, на флот – 121 000 000 крон. Итого на усиление боевой готовности Австрии требовалось 854 миллиона крон, сумма грандиозная для государства, обладавшего весьма скудными финансовыми средствами.

Так австро-венгерское правительство ответило на призыв Кассандера и других наемных писак, требовавших новых и новых вооружений для осуществления захватных планов на Балканах.

«Какое несчастие, австрийская армия имеет на 30 000 человек личного состава меньше, чем нужно!» – с глубокой тревогой восклицает австрийский военный министр Ауффенберг в своей патетической речи на заседании австро-венгерских делегаций 28 декабря 1911 года. Нужно для чего? Понятно, для осуществления захватных планов на Балканах.

Но если стремление воинствующих австрийских генералов, биржевиков и спекулянтов к гегемонии на Балканах было законно, то естественно, что стремление русских генералов и кадетов, вроде Милюкова, к захвату Константинополя и Дарданелл было с австрийской точки зрения преступно, ибо такие планы шли вразрез с австро-венгерскими проектами. Вот почему Чернин, как австрийский империалист, с особой ненавистью относится к России, Сербии, а также Италии, которая, стремясь к захвату Албании, поддерживала Черногорию против Австрии, не говоря уже об итальянских планах насчет Триеста и Тироля.

Стараясь по возможности умалить ответственность австрийского правительства в войне, Чернин, однако, порой не щадит австро-венгерского союзника и покровителя императора Вильгельма II. Бывший министр двуединой империи подчеркивает, что весь образ действия Германии, все поведение ее, речи Вильгельма, выступление Пруссии на арене мировой политики, вечное превозношение собственного могущества и бряцание оружием пробудили во всем мире чувства антипатии и тревоги и создали ту моральную коалицию против Германии, которая нашла себе такое ужасное практическое воплощение в войне. С другой стороны, он глубоко убежден, что германские или, лучше сказать, прусские тенденции были всем миром поняты превратно и что влиятельные круги Германии никогда не стремились к мировому господству.

«Они хотели утвердить себе место под луной, они стремились встать наряду с первыми державами мира; это было их право; но безусловные и вечные германские провокации и вызванные ими, и постоянно усиливавшиеся, опасения Антанты создали ту роковую конкуренцию в вооружении и ту коалиционную политику, которая разразилась войной, подобной страшному урагану.

Страх перед агрессивностью Германии и недостаточность собственных средств обороны породили безумную лихорадку вооружений, столь характерную для эпохи, предшествовавшей войне. Состязание иметь больше солдат и более снарядов, чем у соседа, должно было привести к абсурду. Доспехи Европы стали столь тяжелы, что нести их дольше не было сил, и каждому давно было ясно, что по этому пути дольше идти невозможно, что представляются только две возможности: добровольное всеобщее разоружение или война».

Но, спрашивается, почему же австро-венгерское правительство заключило союз с таким агрессивным государством, как Германия Вильгельма II, и стойко держалось этого союза? По сравнению с Италией, Румынией и т. д. Австро-Венгрия была сильной промышленной страной, ее тяжелая артиллерия стояла на необыкновенной высоте, знаменитые 42-сантиметровые пушки, пресловутые «Берты», разгромившие Льеж и Намюр, были изготовлены на заводах «Шкода»; то же приходится сказать о пресловутом орудии, обстреливавшем Париж с расстояния 120 километров, равным образом, изготовленном на австрийских военных заводах. Австро-Венгрия отнюдь не была колонией Германии и могла вести самостоятельную политику. Но если она связала свою судьбу с судьбой Германии, это произошло только потому, что у обеих держав были такие планы насчет Ближнего Востока, которые делали их союзниками.