В долине Аргуна - страница 41

Поняв наконец бесплодность своего дальнейшего пребывания в служебном кабинете, влюбленный ответработник сказал секретарше, что уезжает на два дня на отгонные пастбища в горы, и ушел.

На улице ему неожиданно встретился Сапи. Вот кто может помочь! Он же стал, кажется, одним из ближайших мюридов шейха и, конечно, все знает.

— Сапи! — радостно крикнул Ханбеков. — Ты опять встречаешься мне в трудную минуту.

— Добрый день, Сату Халович. Вы нуждаетесь в моей помощи?

Ханбеков сказал, что очень хотел бы повидать святого шейха по весьма важному делу.

— Это, пожалуй, можно, — ответил Сапи.

— Правда? Значит, наш старший брат уже вернулся из Калмыкии?

— Это, пожалуй, можно, — не отвечая на вопрос, повторил Сапи. — Отправляйтесь сегодня в Гатин-Кале и ждите там меня в доме своего друга Хизира. Я приеду и, вероятно, смогу устроить вам встречу со святым шейхом.

— Ах, как я рад, как я рад! — запрыгал Ханбеков на одной ножке, обутой в хромовый сапог и одетой в диагоналевое галифе.

Прохожие, большинство которых знали Сату Халовича в лицо, были поражены этим зрелищем. Одни думали, что он столь необычно выражает свой восторг по поводу колоссального перевыполнения плана сельскохозяйственных работ в районе; другим пришло на ум, что дело тут, вероятно, в получении крупных ассигнований на благоустройство города; третьи были уверены, что Ханбекову только что вручили телеграмму приблизительно следующего содержания: «Местом проведения очередных Всемирных Олимпийских игр выбран ваш город»; четвертые… Словом, все думали по-разному. Но никому, ни одному человеку не пришло в голову, что они видят восторг ответственного члена райисполкома по поводу предстоящего ему через посредство шейха любовного свидания…

Два всадника торопили своих коней по узкой горной дороге. Серые, с красноватыми вкраплениями, полузавешенные темно-зеленым плющом, скалы неотступно тянулись с левой стороны дороги. С правой — зияло ущелье, по дну которого с грохотом катил свои воды Аргун, неистовый, как сектант на радении. Впереди в сверкании солнца и снега возникали все новые и новые вершины. Возникали — и оставались за спиной.

В одном из всадников читатель без труда бы узнал гуртоправа Заготскота хорошо нам знакомого Сапи, верного мюрида Жумы. Второго же всадника мы встречаем впервые. Это новообращенный приверженец учения святого Жумы, беспорочный Усман, человек с бледным лицом и с горящими глазами фанатика. Ему было лет тридцать пять — сорок.

Когда на дальних вершинах погасли последние отблески солнца, и в небе зажглись первые звезды, когда дорога уже перешла в чуть видную тропу, всадники наконец приблизились к цели своего пути, к тайной резиденции святого Жумы. Откуда-то прямо из скалы к ним вышел человек в маске и, удостоверившись, что это свои, предложил им спешиться, завязал обоим плотной темной лентой глаза и куда-то повел.

Новообращенному Усману стало жутковато. «Возврата назад уже нет, — подумал он. — А впереди — трудный и опасный путь. Без семьи, без близких людей…»

Но вот они прошли какие-то двери, еще одни, еще… Остановились.

— Развяжите им глаза, — раздался властный голос.

Повязки пали — перед ними стоял сам святой шейх.

— Ассалям алейкум! — в трепетном порыве воскликнул Усман.

— Ва алейкум салям! — с достоинством ответил Жума и заключил новообращенного в свои объятья.

Сапи удалился. Хозяин пригласил гостя занять место в удобном низком кресле, сам сел в такое же кресло напротив, и беседа потекла.

— Я счастлив видеть вас в добром здравии, — почтительно сказал Усман, — после всего, что случилось!..

— Да, действительно! — улыбнулся Жума. — Пришлось кое-что пережить, пришлось и поволноваться. Кольцо вокруг меня сужалось неумолимо. Но аллах не оставил нас своей милостью. Благодаря его промыслу нам удалось буквально в последний миг ускользнуть, и вот мы здесь — в тиши и в полной безопасности. Однако не следует думать, что мы озабочены лишь спасением самих себя, что мы порвали связь с внешним миром. Наоборот, мы сделали эту связь еще более надежной и гибкой.

Жума встал, подошел к укрытой занавесом стене и где-то в углу нажал едва заметную кнопку. Занавес раздвинулся, и перед изумленным Усманом предстало множество телевизионных экранов.