В глубь времен - страница 5
А он успел передать мне то, что ему досталось по наследству от моего деда, врача из Оверни, то, чему сейчас никто не учит: как прощупать пульс, осмотреть язык или белок глаза. Потрясающе, сколько ценных сведений о состоянии человека может рассказать пульс. И не только о заболевании, но и о его темпераменте и даже характере. Многое может поведать пульс человека, глубинный или поверхностный, хорошо различимый или практически не прощупываемый, одинарный или двойной, размазанный или острый. Пульс здорового человека и больного различны так же, как пульс дикого кабана и кролика.
У меня, как и у любого врача, есть диагностирующая машина и маленькие перфокарты. Но я пользуюсь ими только для того, чтобы успокоить тех, кто больше доверяют машине, чем человеку. Здесь, к счастью, таких не много. Здесь человек ценится.
Когда Бриво покинул ферму своего отца и уехал учиться в Гренобль, он так страстно увлекся учебой, что перескакивал через программы и циклы. Из университета он вышел первым, на год раньше других, и мог сделать блестящую карьеру в самой престижной электронной компании. Однако он не превратил свой диплом в золотой мост, а выбрал базу "Виктор". Без золотого моста. "Потому, мой друг, — объяснял он доктору Симону, — что заниматься электроникой здесь — это чертовски забавно… Мы в двух шагах от магнитного полюса, буквально под дождем ионизированных частиц, напрямую обдуваемся солнечным ветром, и здесь еще куча всего такого, что мы еще не знаем. Отличный получается винегрет. Вот где можно пораскинуть мозгами". Он широко разводил руки и перебирал пальцами, как бы завлекая таинственные течения в свое тело.
Симон улыбался, представляя этого Нептуна электроники на самом полюсе: его волосы растворялись в сумерках, борода погружалась во вселенский костер, руки, протянутые к вечному потоку электронов, управляли приливами и отливами матери-планеты. Именно в этом "пораскинуть мозгами" был весь Бриво.
Задачу, которую перед ним поставил Лансьо, он сразу разделил на несколько. Менее чем за час он сформировал три группы с классическими зондами. То, за чем они отправились, звучало настолько ошеломляюще, что можно было быть уверенным: они вернутся с совершенно бредовыми результатами. Кроме Лансьо, который хорошо знал свой аппарат, все были убеждены, что маленькая волнистая линия — всего лишь каприз нового зонда. "Фантом", как говорят киношники.
Солнце ненадолго зашло прогуляться за холм, когда они вернулись. Все вокруг окрасилось в голубое: небо, облака, снег, пар, выходящий из ноздрей, лица. На всех записывающих лентах была зафиксирована волнистая линия. В виде прямой линии. То есть не такая "детализированная", она потеряла свои завитки. Но она существовала. Они нашли именно то, что искали.
Сравнивая их снимки со снимками Лансьо, Грей смог определить точное место подо льдом. Он включил экран снодога. Изображение напоминало перевернутую и разбитую гигантскую лестницу.
— Дети мои, — чуть не шептал Грей, — там… там…
В левой руке он держал рулон бумаги, рука дрожала. Грей замолчал, прочистил горло, но голос не подчинялся. Тогда полярник ударил по экрану скомканным свертком. Проглотив слюну, он взорвался:
— Черт побери! Это сумасшествие! Но это существует! Не могли же все четыре датчика выйти из строя. Там не только руины, черт знает чего!.. Там, среди этого бардака… вот в этом месте работает ультразвуковой передатчик!
Маленькая таинственная линия была записью сигнала передатчика, который вопреки логике работал уже девятьсот тысяч лет… Открытие было настолько глобальным, что воспринять и оценить его сразу было невозможно. История и предыстория… Именно такие открытия взрывали все научные теории и представления человечества.
Единственный, кто ясно представлял масштабы этого события, был Бриво — единственный среди них выходец из деревни. Все остальные — горожане, выросшие во всем временном и эфемерном, строящемся, самовозгорающемся и саморазрушающемся, не осознавали случившееся, а он, выросший в соседстве с альпийскими отрогами, научился мерить мир большими мерками и воспринимать любую длительность.