В горах Вестфалии - страница 6

   "Скорей, скорей",-- бормотал Йоэль, переодеваясь в одежду рейхсфюрера. Немного сморщившись, он не все же не смог заставит себя надеть трусы Гиммлера, оставив себе свои старые, заштопанные Сарой лохматые "семейные". С некоторой брезгливостью он напялил на Гиммлера свои лохмотья. Тот лежал в параличе, только моргал глазами. Пару раз Йоэль двинул рейхсфюреру в морду, чтоб придать естественность горизонтальному положению последнего, после чего на хорошем немецком приказал часовому, которой в это время приходил в себя от столбняка: "Ну-ка отопри! Да быстрее, болван!".

   Часовой, чистокровный ариец, бесстрастно и расторопно отворил камеру. "Йоэль" к этому времени очнулся, и попытался вскинуться в гневной реплике.

   -- Их бин...

   -- Успокой его, -- не глядя приказал "Гиммлер", и не оборачиваясь вышел из камеры, слыша за спиной тупые удары тяжелых кулаков охранника.

   Никто на следующий день не удивлялся причудам рейхсфюрера, затворнически просидевшего в своем кабинете подписывая бумаги, а потом уехавшего в одиночестве на охоту верхом на лошади. Лошадь вернулась к вечеру без седока. Поиски помогли найти его вещи. Аккуратно сложенные, они лежали на берегу горного ручья, несущего в этот сезон бурные потоки подтаивающих ледников. В замке объявили траур и по всему третьему Рейху тоже. И только под вечер повесили в утешение собравшейся толпе последнего еврея.

   Из трупа негодяя решили сделать чучело. Когда вынутое из петли тело раздели, на его бедрах с удивлением обнаружили именные трусы Гиммлера. Об этом тут же сообщили Гитлеру, который велел сию информацию засекретить, а обнаружившим пикантный факт служащим сделать лоботомию, чтоб не болтали.

   И только в разговоре с верным другом Эмилем Морисом Гитлер признался:

   -- Я давно замечал за Генрихом этот грешок, но закрывал на него глаза. Он взрослый человек, какое нам дело до его личной жизни, если он хороший солдат Рейха? Но чтоб с евреем... это уж слишком. Ты знаешь, Морис, что я думаю?

   -- Что? -- спросил Морис, преданно глядя в глаза фюреру.

   -- Я думаю, это был суицид. Генрих не мог пережить, что его друга повесят. И решил уйти из жизни, утопившись в горном ручье.

   -- Наверное, это так, мой фюрер, -- согласился Эмиль, Он всегда соглашался с гением начальника.

   -- Давай помянем нашего соратника глотком хорошего шнапса?

   -- Давайте, мой фюрер.

   По-фронтовому они выпили шнапс не чокаясь и не закусывая.

   А в это время в горах Вестфалии угрюмо трусил, спускаясь в долину, избегая человеческого жилья, бенгальский тигр. Сложно было сказать, куда он хотел попасть, и как здесь оказался. Может собирался огородами пробраться в Индию или Китай. Или просто искал, где спрятаться от людей.

   Видя военные объекты, охраняемые вооруженными нацистами, он тихонько рычал, и шерсть на его макушке становилась дыбом. Но близко не подходил.

   Как-то встретив купающихся детей, тигр дружелюбно заскулил и забил хвостом, как дворняжка. Дети не убежали. Тигр подошел к маленькой девочке и лизнул ей нос. А она дернула его за уши. Но он не обиделся, а просто вздохнул.

   Когда появились взрослые, тигр убежал в лес.

   Так он и скитался, долго или коротко мы не знаем. В охотничьей хижине в горах он нашел спрятанную тору, зубами положил ее на стол, и вечерами, когда заходящее солнце освещало стол наподобие настольной лампочки, как будто читал ее, листая своими лапами.