В краю мангров - страница 13

стр.

Морган грабил поселения по берегам озера Маракайбо, взял штурмом Панаму. Пти-Пьер сжег Риохачу, Мануэль Португалец предал огню Санту-Марту, метис Луис Гарсиа так основательно разрушил Санта-Мария-дель-Дариен и Аклу, что теперь мы не можем точно сказать, где лежали эти города.

Но из всех флибустьеров Испанского моря трое особенно волнуют воображение.

Первый — Френсис Дрейк, морской орел из Девоншира, путешественник, объехавший вокруг света, человек, которому и океан был тесен.

За ним — благороднейший кречет елизаветинского двора, мечтатель, поэт Уолтер Рейли, не столько капер, сколько землепроходец, который всюду искал сказочное царство Париме.

Третий…

Косяк сардины стремительно идет у самой поверхности воды в тридцати саженях от берега. Наверное, спасается от крупной рыбы. Крачка пикирует и вновь взмывает, в желтом клюве зажат кусочек морского серебра.

Ее догоняет темный силуэт… Длинные, будто изломанные, крылья, клюв острый, как вымбовка, кроваво-красное горло, черная грудь. Фрегат.

Бросок, крик!..

Крачка выпускает сардину. Рыбешка серебристым листиком падает вниз, но не долетает до моря. Фрегат мягко падает следом и хватает ее прямо над самой водой. Взмыл, скользнул по мне недобрыми пиратскими глазами и ушел дальше. Привет, сэр Генри Морган!

Поплавки яростно пляшут. Кто-то попался…

Вдруг вижу: чуть подальше рассекает волны бурый плавник. Держа наготове нож, я бегу по воде спасать «ною сеть. Это песчаная акула, а их я не боюсь.

Взваливаю сеть на плечо, бреду к берегу и расстилаю ее на пляже. Теперь можно выбирать улов. Красные крабы с зеленоватой спинкой, изящная серебристая кефаль, крупный перламутровый помпано с золотистым брюхом.

Трепещущая рыба, розовые раковины, залитый солнцем песок… И тут же наполовину скрывшаяся в земле старая, ржавая пушка.

Возможно, море опять скроет ее — на сутки, на месяцы, на несколько веков. Возможно, этот поселок будет городом, когда она выглянет вновь. А может быть, и поселка не будет, только море и небо, фрегаты и рыба да маленькие крабы-призраки, скользящие по солнечному берегу.

Утро на болоте

Еще темно. С плотного прибрежного песка сворачиваю на тропу под кокосовыми пальмами. Небо затянуто почти прозрачной пеленой. На западе, у горизонта, сквозь облако тускло просвечивает луна.

Ночной ветер с равнины затих, а морской бриз еще не проснулся. Отлив. Что-то глухо бормочет дремлющий прибой, переваливая через отмели. Даже в зарослях за полоской пальм слышен басовитый шепот моря.

Тропа вьется светлой прядью между зелеными кустами. Секунду назад они были черными, но небо чуть посветлело, и сразу появился какой-то намек на краски.

Фонарик висит на поясе рядом с мачете. Пусть висит. Змей тут, у самого моря, мало, а больше здесь опасаться некого. Ягуар даже ночью уступит вам дорогу, если не сторожит добычу и если это не мать с новорожденным. Да и то чаще всего большая кошка пропустит человека.

В тиши сумрачного леса за рекой звучит голос птицы. Будто смычок коснулся струны. И опять тишина.

Останавливаюсь на краю мелкого озерка, которое появляется тут только в пору дождей. В засушливое время — с января до конца мая или начала июня — оно пересыхает, остается лишь несколько бочагов.

Медленно вхожу в воду, затянутую ковром плавучей растительности. Здесь по колено. Ступня целиком уходит в мягкий, скользкий ил, в котором скрываются твердые и хрупкие шипы пальмы лата. Они тоньше и длиннее швейной иглы и легко могут пронзить резиновую подметку моих кед.

Еще сто метров по воде между кочками камыша и маленькими плотными кущами пальмы латы. Ни быстро, ни бесшумно тут не пройдешь. Утки уже услышали мои шаги — взлетели из зарослей и мечутся вокруг, посвистывая.

У писингу, как называют этих красивых тропических древесных уток, голос совсем иной, чем у их дальних северных родичей: они нежно, мелодично свистят. Писингу меньше кряквы, но побольше свиязи, весят от восьмисот граммов до килограмма. И любят сидеть на деревьях, предпочитая ветки потолще и посуше.

Но вот я у цели. Притаился в засаде возле одного из тех причудливо изогнутых деревьев, которые окаймляют самую глубокую часть болота. Здесь дно потверже. Это очень кстати, особенно когда надо круто повернуться. Но трехстволка пока висит на плече: видимость еще плохая.