В краю мангров - страница 17
В самом деле, почему бы нет? Автобус, на котором я собираюсь ехать в приморскую деревушку, чтобы использовать внезапно освободившиеся дни, отходит только через два часа.
Стоило мне назвать деревушку, как Эрнандо вспомнил, что и у него там есть дела, неотложные дела. Мы попросили слугу отнести наши вещи на автобусную станцию, а сами пошли в ресторанчик Вонга.
Мистер Вонг — китаец из Кантона, у него свой взгляд на жизнь и на то, как готовить пищу.
Мы решили поесть основательно, с чувством, с толком. Только управились с ят-гго-мин, как Вонг подошел и спросил картавя:
— Плостите, что потлевожил, но не мог бы дон Элпандо добыть несколько сплутов?
Китаец сказал «хибиа» — так испанцы называют каракатицу Sepia. Но в Южной Америке обращаются с испанским языком несколько своевольно, и это прежде всего относится к названиям животных. Я решил, что речь идет о кальмарах.
Эрнандо кивает. Можно. А его черные глаза уже загорелись. Великолепнейший повод дать книгам отдых и целых два дня посвятить морю!
Я не составлю ему компанию?
Конечно, составлю! Интересно ведь поучиться, как ловят маленьких десятируких спрутов — «каламаре». К тому же они вкусные, а яйца кальмара считаются лакомством. Иногда, чисто случайно, в мой невод или накидку попадались кальмары — не больше пяти-шести штук за один раз.
Итак, еще одно дело зовет Эрнандо к морю! Мы управились с ленчем и пошли во второй ресторан, к сирийцу Хасану, выпить кофе. Вонг кормит превосходно, как и подобает китайцу, но кофе у него прескверный.
И наконец мы сели в автобус. Завтра утром будем уже ловить.
…Раннее утро. Мы бредем по воде к лодке, которая стоит на якоре поодаль от берега. Тесновато в ней: Эрнандо припас веревки, каменные грузила, с полдюжины пустых ящиков. По краю каждого ящика торчат косо внутрь крупные гвозди и длинные острые шипы из твердого, как кость, дерева кайманчильо. Из знакомой мне рыболовной снасти вижу лишь несколько лесок; в банке лежит только что наловленная рыбешка для наживки.
Ветер еще спит, но мы усердно орудуем веслами и вскоре добираемся туда, где под водой довольно глубоко скрывается риф. Сверившись с только ему известными приметами на берегу, Эрнандо начинает ставить ловушки.
Он нагружает ящик двумя-тремя камнями, прикрепляет толстую леску и отправляет его на дно. Другой конец лески привязывает к бальсовому поплавку. Все.
Теперь следующий ящик. И вот уже все шесть расставлены примерно в ста метрах друг от друга. Мы отходим в сторонку и принимаемся удить рыбу.
Клевали хино — розовые в золотую полоску люцпаниды, похожие на окуня. Эрнандо вытащил молодую барракуду, длинную, тонкую с щучьей пастью и страшнейшими зубами, какие мне когда-либо приходилось видеть.
Но вот клев прекратился. Подул дневной бриз. Мы подняли якорь, поставили паруса и направились к берегу.
— А спруты? — спросил я.
— Завтра утром вытащим, — ответил Эрнандо и перевел разговор на петушиные бои.
На следующий день мы вышли примерно в то же время, но теперь начали с рыбной ловли. Море под безоблачным небосводом из тускло-серебристого стало, опаловым, потом молочно-голубым.
Постепенно в ящике, который стоял между нами, накопилось довольно много рыбы: плоские, как лист, отливающие зеленью касавито, розовые хино, макаку, серовато-желтые ламбе, испанская макрель — ультрамарин и перламутр. Но что толку перечислять названия?..
Нет слов на свете, которые могли бы хоть приблизительно передать удивительную красоту тропических рыб. Возьмите радугу, закат и благородный коралл, хорошенько смешайте их с перламутром, золотом и серебром… Нет, все равно не то.
Наконец мне попался метровый морской сарган Strongylura: бока — расплавленное серебро, брюхо жемчужное, спина мерцает зелеными блестками. Понятно, я сразу забыл о рыбной ловле и стал любоваться трепещущей рыбой.
Мне пришло в голову, как это уже было со мной однажды, когда я впервые увидел, как солнце прячется за ледник в Центральных Андах, что спектр не прямолинеен, а изогнут в виде подковы, концы которой соединены полосой красок, доступных только зрению богов. Хотя, если сидеть очень тихо, и мы их можем уловить.