В любви и на войне все средства хороши! - страница 22

— Другим? — недоверчиво хмыкнула я. — Это что же должно было случиться такого. После чего у него стал такой мерзкий характер?

— Выгорел, — коротко и безэмоционально ответила Тильда. Как отрезала.

— Как выгорел? — опешила от такого неожиданного поворота я? — Он же работает до сих пор. Владеет магией исцеления и даже возглавляет этот госпиталь! После выгорания, даже если маг не сходит с ума, он уже всё равно не может стать прежним и иметь возможность работать с магическими потоками.

— Эриху Ленцу повезло. Он не успел выгореть до конца, хотя спасло его только чудо: вовремя нашедшийся целый накопитель, который предотвратил возможность полного выжигания резерва и опустошения ауры. Потом вынужденная командировка в тыл на восстановление. Вернулся он через два месяца уже таким: жёстким, нетерпимым и принципиальным, как ты знаешь его сейчас. Он не злой и не жестокий. Просто иногда слишком дистанцируется, не желая ни повторять прошлый опыт, ни испытывать чувство вины за то, что не смог кому-то помочь.

— Но, Тильда… почему это произошло? Из-за чего он чуть было не потерял свой дар. На то была веская причина или он просто не рассчитал своих сил?

В последнее верилось слабо. Ибо целители высшей категории как никто умеют правильно оценивать риски и филигранно пользоваться своим даром.

— Причина была. Его сын. Мальчишке только шестнадцать исполнилось, а он всё на фронт рвался, чувства патриотические в нём, видишь ли, возобладали. Родину хотел защищать! Как будто без него там защитников мало было. Дар у него был слабый, учиться никуда толком не поступил.

А как война началась, всё на фронт рваться начал. Поначалу родственники его удерживали. Но только магия пропала и стали призывать всех без разбору — сбежал и добровольцем на фронт записался. В первом же сражении и полёг, несмышлёный. Повезло ещё, что чудом его часть к нашему госпиталю приписана была. Привезли его сюда, а парень уже на ладан дышит, последние минуты отсчитывает. Думала, Ленц прямо тут поседеет от горя. А он как осатанел! Взялся за сына сам, хоть и мало осталось накопителей, почти все уже истратили на других раненых. Несколько часов выправлял, восстанавливал, оперировал, зашивал, сращивал — выжал себя почти досуха, а остановиться всё не мог, пока надежда была. Кто чем мог ему помогали, но сама понимаешь, никто собой рисковать не хотел. Но Ленц упрямый мужик оказался и целитель талантливый всем на зависть — сам почти выгорел, но сына таки вытянул. Спас. Правда потом даже говорить с ним не захотел. Приказал, как в себя придёт, отправить его с остальными ранеными. Сам же отлёживаться-отсыпаться ушёл. Пара дней прошла — ему хуже стало: горячка началась. Так что и его домой отправили, на восстановление. Вот только двух месяцев не прошло, а он уже вернулся и снова к работе приступил. Только характер изменился сильно. Ломает война людей. Пусть и по-разному, но всё равно ломает.

Закончив рассказ, Тильда похлопала меня по плечу и ушла. А я осталась на дежурстве, размышляя над сказанным ею. С такого ракурса всё выглядело несколько иначе. И винить старшего целителя в чёрствости и эгоизме уже не получалось. Обыкновенная профессиональная деформация, нам рассказывали о таком. Просто обычно она наступает не так быстро. Однако, видимо, в экстренных условиях или после сильного потрясения природа берёт своё, ограждая человека от непосильных эмоциональных нагрузок.

Но долго размышлять об этом мне не пришлось. Пусть лазарет значительно опустел за прошедшие дни. Но работы на ночном дежурстве всё равно хватало: как с больными, так и по уборке. Много времени уделяла и своему подопечному, не желая оставлять надежду на благополучный исход.

Утром, усталая после дежурства, я шла в столовую, как вдруг заметила непривычное оживление на другом конце лагеря. Повинуясь неосознанному порыву, тоже направилась в ту сторону. И когда до толпившихся людей осталось совсем немного, меня вдруг пронзило пониманием случившегося. Сердце замерло, пропуская удар, и вновь забилось с сумасшедшей скоростью.

Обоз вернулся!

Дождалась.

Вымотанная событиями последних дней и тяжёлым ночным дежурством, я не смогла сдержать эмоции, да и не пыталась этого делать. Вызванные вспыхнувшим в груди чувством огромного облегчения и радости при виде живого и здорового Максимилиана, они вылились в громкий радостный крик: