В Москве полночь - страница 13

стр.

Не разуваясь и не раздеваясь, пошел на кухню, где еще совсем недавно шуровала эта старательная девочка… Да, Маша! Брякнулся на табуретку, вперил взгляд в мокрое черное окно, за которым дрожали редкие огни соседнего дома. Нащупал пепельницу на подоконнике, и тут вспомнил, что початый блок любимых сигарет забыл в хитром коттеджике в лесу. Вот уж завтра уборщица обрадуется! Да, первые признаки склероза налицо… А сигареты, что из блока прихватил, бросил в бардачке машины. Кругом шестнадцать. Одно утешало: недокуренные пачки он обычно оставлял во всех карманах. Значит, если произвести серьезные раскопки…

Только поднялся с табуретки, как услышал в прихожей непонятный вкрадчивый скрежет. Тихо звякнуло. Подобрался осторожно к входной двери и понял — в замке копаются. Неторопливо ковыряются, аккуратно. Ну-ну… Замков-то на двери два. И серьезные замки, немецкие. Так что попотеть придется любителям зайти в гости, пока хозяина нет. Если, конечно, это любители.

Встрепенулись извилины — основное боевое оружие. Дома Толмачев не то что пистолета — баллончика с газом не держал. Случайные посетители? Или… Умница эта старательная, девочка Маша, скорей всего, и навела. По ее меркам квартира Толмачева, конечно же, представлялась филиалом Эрмитажа. Или Гохрана. Видак, понимаете ли, книжки, старый коньяк. Ветчина, опять же… Раз человек жрет ветчину, то у него и золотишко вполне свободно может заваляться под холодильником. Вчера ночью оповестить дружков не сумела, а за день и скооперировались…

Но с другой стороны… Не могла Маша, при всей девической бедности воображения, не задуматься: Толмачев на нее через Юрика вышел. И при первом подозрении найдет.

Между тем, первый замок сдался. Не выстояла немецкая смекалка в состязании с русской удалью и напором. Скоро, значит, падет крепость и распахнет закрома. Толмачев метнулся на кухню, отвинтил ножку у табуретки и замер перед дверью, положив руку на выключатель.

Когда и второй замок безнадежно хрюкнул, он включил свет, дернул на себя дверь и увидел на пороге двух обомлевших от неожиданности юношей. Во всяком случае, так в первую секунду отметил: молодые ребята.

Одному с маху врубил ножкой табуретки по горбу. Второго не достал — тот ринулся, вереща и прикрывая голову, на лестницу. Ушибленный тоже недолго ежился — помчался вослед товарищу. Вскоре лишь частая дробь каблуков пулеметной очередью отзывалась в лестничном колодце. В руках Толмачева остался в качестве жалкого трофея воротник чужой синей куртки.

— Несерьезный народ, — пробормотал Толмачев.

А потом увидел в замке связку отмычек — хороший набор, качественный, никакой самодеятельности. И мнение переменил. Пришлось звонить.

— Здравствуйте, дядя Вася. Ко мне гости приходили. Не успел расспросить, зачем. Очень быстро ушли.

— Сейчас подошлю товарищей, — сказал знакомый одышливый голос. — Гости не оставили зацепок?

— Оставили, — побренчал отмычками Толмачев.

Если обыкновенные квартирные воры — полбеды. Если же визит грабителей связан хоть в какой-то степени с его работой, что в принципе вполне возможно… Придется менять квартиру! Только, вроде, обжился по-человечески, угрелся…

8

Больше всего поразила Седлецкого эта несчастная корова. Снаряд разорвался совсем рядом, и узнать в груде останков домашнюю животину можно было лишь по рогатой голове. Пока машина, объезжая воронки, медленно двигалась по разоренной улице, Седлецкий хорошо разглядел брошенную на пепелище коровью тушу, перемешанную с землей. Никто на нее не польстился, несмотря на трудности с продовольствием…

Они как раз выехали на окраину, в район одноэтажной застройки. Невысокие, выложенные из камней кривые валики означали границы усадеб. Окраина пострадала менее всего. Да и люди быстро приспособились к осадному быту: выбитые окна в домах из серого известняка занавесили цветным тряпьем, в огородах поставили шалаши и палатки. Возле очагов мелькали женщины в черном, а из-за каменных оград вослед машине смотрели молчаливые дети.

Седлецкий поймал себя на том, что не видит собак. Обычно на таких вот пыльных тихих дорогах машину сопровождают собаки, с лаем передавая ее как эстафету от двора к двору. Здесь собаки молчали. Наблюдения о молчащих в зоне боев собаках Седлецкий вычитал когда-то в дневнике майора Продля, начальника разведотдела 112-го полка. Майор вместе с полком остался гнить в болотах под Демянском, а его дневник пережил хозяина в архивах Управления.