В небе Украины - страница 50
— Ручка управления нейтрально. Как руль высоты?
Вопрос следовал за вопросом. Стоило возникнуть малейшей заминке, и Хитали, поборов досаду, вспыхнувшую на миг в душе, начинал сам спокойно объяснять, как надо поставить руль высоты или руль поворота, чтобы зафиксировать положение ручки управления самолетом. Спустя некоторое время, Захар уже был на земле, а механика посадил в кабину самолета. Теперь он командовал с земли, а механик отклонял в ту или другую сторону ручку управления, Хитали же в это время следил за действиями рулей. Присутствовавшие около самолета инженер полка, техники и механики жадно прислушивались к каждому его слову.
Проверив готовность самолета к вылету, Хитали дал последние указания и советы.
К самолету подошел инженер дивизии майор Борис Степанович Кузнецов. Григин доложил ему по всей форме.
— В чем же дело? — задумчиво произнес инженер дивизии, машинально вытирая выступившие на лбу капельки пота. — Неужто в мастерских схалтурили?
— Вот облетаем, посмотрим, — ответил Хитали.
Сопоставив и проанализировав доклады инженера полка и механика самолета, Кузнецов пришел к выводу, что со стороны инженерно-технического состава сделано все. Оставалось только облетать машину, опробовать в воздухе.
Надо сказать, что самолет накануне был перевезен из армейских мастерских автомашиной, и в формуляре не указывалось, облетывался ли он. А коль самолет не облетывался, все могло быть.
Инженер дивизии обычно отказывался брать самолеты из мастерских, если они не облетывались, но под давлением свыше иногда сдавался. Да и как бы поступил он иначе, если летчиков по штату в мастерских не полагалось и облетывать было некому. Поэтому приходилось уповать на добросовестность инженерно-технического состава мастерских. Облет же производили летчики боевых полков.
— Вот что, Хитали, — напутствовал Борис Степанович. — Будь внимательнее в воздухе. В случае чего, сразу иди на посадку.
Не спускаем глаз со взлетевшего самолета. Набрав высоту метров пятьсот, Хитали начал пилотаж. Однако, не успев сделать пару мелких виражей, самолет неожиданно развернулся в сторону аэродрома и пошел на снижение.
Непривычно кольнуло сердце. Почему он прекратил пилотаж? Наступила напряженная тишина. Наконец Борис Степанович резко вскинул голову, в упор посмотрел на механика самолета Даниила Фещенко:
— Тяги управления не меняли?
— Нет, — ответил сержант, весь съежившись.
Опять напряженная пауза повисла в воздухе. Вокруг нас толпились техники, мотористы и авиамеханики.
У всех в глазах недоумение.
В тот момент, когда первые лучи солнца выплеснулись из-за горизонта, над аэродромом появился самолет. И тут же мерным гулом откликнулся авиационный двигатель. Летчик сделал четвертый разворот и с небольшим снижением повел машину навстречу выложенным посадочным знакам.
От тяжкого грохота мотора содрогнулась земля. Самолет идет на большой скорости, обороты двигателя летчик не сбавляет. Обычно тот, кому приходилось наблюдать посадку с большим промазом, не мог спокойно устоять на месте и непременно приседал к земле, показывая всем своим корпусом, чтобы летчик убирал газ, иначе не хватает аэродрома. Так было и на этот раз.
«Ильюшин» понесся над нашими головами, обдав всех стоящих у капонира горячей струей воздуха. Поднятый песок обжег лица, ударил по глазам. Самолет несся вперед, образуя за собой огромный шлейф пыли. Но стоило ему коснуться колесами земли, как он тотчас потерялся в пыльном смерче. Лишь спустя некоторое время, мы увидели «ильюшина», зарулившего к капониру.
— Ужасно пить хочется, — облегченно проговорил инженер дивизии. — Нет ли у кого воды?
Сержант Фещенко быстро протянул Кузнецову флягу с холодной водой.
От волнения у меня застучали зубы, а по оспине пробежал предательский холодок. В голове все перепуталось. Сейчас… да, сейчас все станет ясно. Спешу навстречу Захару.
Сдвинув на затылок шлемофон, мой друг озабоченно проговорил:
— Летать на нем нельзя. Нет устойчивости. Зазевайся малость — и свалишься в штопор!
«Гора с плеч!.. — с облегчением подумал я. — Значит, я не виноват. Это в мастерских что-то накуролесили».