В неладах - страница 7

— Одна она уѣхала изъ дому, совершенно одна?

— Однѣ-съ.

— И никто къ ней сегодня днемъ не приходилъ, покуда она не уѣхала?

— Никто-съ.

— И не замѣтила ты, чтобы кто-нибудь ждалъ ее на подъѣздѣ?

— Что вы, баринъ! Никто, — почти испуганно отвѣчала горничная.

— Я не про мужчинъ спрашиваю, а можетъ быть кто-нибудь изъ женщинъ.

— Рѣшительно никто.

— Что-жъ ты мнѣ икру-то подъ носъ ставишь! Развѣ я ее для себя купилъ? Для себя? — закричалъ на горничную Потроховъ.

Онъ съѣлъ три-четыре ложки щей, проглотилъ кусокъ говядины изъ щей и отодвинулъ тарелку. Ему не ѣлось.

„Надо будетъ ѣхать сейчасъ въ Царское, непремѣнно ѣхать и вырвать ее… Пріѣду и начну мягко… — разсуждалъ онъ, но вдругъ въ головѣ его мелькнулъ вексель въ двѣсти рублей. — Боже мой, какъ-же я по векселю-то заплачу? А сегодня послѣдній срокъ. Теперь третій часъ. Если сейчасъ ѣхать на вокзалъ, то раньше четырехъ часовъ въ Царскомъ не буду. Да тамъ къ Голубковой… Да разговоры, да переговоры… Потомъ обратно… Нѣтъ, мнѣ къ пяти часамъ въ лавку не вернуться. Въ шесть даже не вернуться. А вексель? У приказчиковъ нѣтъ денегъ, да и не посмѣютъ они платить безъ моего приказа. Это имъ запрещено, — разсуждалъ онъ.

Тяжело вздохнувъ, Потроховъ побѣжалъ въ прихожую одѣваться.

Когда онъ сбѣгалъ съ лѣстницы, въ головѣ его все перепуталось: жена, вексель, ложа, цитра, икра, подушка. Все это вертѣлось въ его глазахъ, какъ въ калейдоскопѣ.

— Извозчикъ! — закричалъ онъ, выбѣжавъ на подъѣздъ. — На Царскосельскій вокзалъ!

Жена и вексель не выходили изъ головы Потрохова, пока онъ ѣхалъ на извозчикѣ до вокзала.

„Протестуютъ вексель у нотаріуса — сраму не оберешься. Что про меня говорить будутъ въ рынкѣ? Вѣдь это мараный купецъ… Поди, разсказывай потомъ, какъ это случилось, что не уплатилъ вовремя по векселю — никто не повѣритъ, — разсуждалъ онъ, — Ахъ, женушка, женушка! Какъ ты меня подкузмила. Впрочемъ, вотъ что я сдѣлаю: сейчасъ на вокзалѣ въ буфетѣ напишу въ лавку письмо, чтобы приказчики уплатили по векселю, и пошлю письмо съ посыльнымъ. Посыльныхъ на вокзалѣ много. А ужъ приказчики къ пяти-то часамъ навѣрное ужъ двѣсти-то рублей наторгуютъ“.

Онъ подъѣхалъ къ вокзалу, быстро разсчитался съ извозчикомъ, вбѣжалъ по ступенькамъ, но тотчасъ-же узналъ, что поѣздъ черезъ двѣ минуты отходитъ. Писать и посылать съ посыльнымъ не было уже возможности, не оставаясь до слѣдующаго поѣзда. Онъ успѣлъ только взять билетъ и вскочилъ въ вагонъ, который тотчасъ-же и тронулся.

„Пошлю изъ Царскаго телеграмму въ лавку, чтобы приказчики заплатили по векселю“, — утѣшалъ себя Потроховъ, сидя въ вагонѣ.

Но и это онъ сдѣлать забылъ, благодаря женѣ. Выходя въ Царскомъ Селѣ изъ вагона, онъ носъ къ носу столкнулся на станціи съ женой. Жена была съ саквояжемъ, съ маленькой подушкой и съ цитрой. Она ужъ возвращалась въ Петербургъ и сидѣла на скамейкѣ въ ожиданіи поѣзда.

— Грушенька! — крикнулъ онъ и со всѣхъ погъ бросился къ женѣ.

Жена сдвинула бровки, нахмурилась и сквозь зубы произнесла:

— А, такъ вы слѣдить?.. По пятамъ бѣгать?.. Но вѣдь это безполезно… Я все равно сбѣгу…

— Другъ мой… — радостно началъ Потроховъ, подсаживаясь къ ней.

— Пожалуйста безъ восторговъ… Языкъ вашъ говоритъ: „другъ мой“, а на душѣ у васъ лавка и приказчики, а вовсе не жена. Вы и за мной прибѣжали сюда только потому, что вы скандала боитесь, что вотъ всѣ заговорятъ, что я ушла отъ васъ вслѣдствіе жестокаго обращенія.

— Да какое-же жестокое обращеніе, Грушеночекъ, если я не знаю, какъ къ тебѣ подладиться. Давеча я разлетѣлся домой на всѣхъ парусахъ съ ложей въ театръ, со свѣжей икрой и вдругъ объявляютъ, что нѣтъ моей милой Грушеньки, что уѣхала въ Царское Село. Я былъ потрясенъ, я былъ…

— Не орите такъ! На насъ посторонніе смотрятъ. Что вы актера-то изъ себя разыгрываете? — оборвала Потрохова жена и тихо прибавила:- Дуракъ…

— Все, все забылъ для тебя… — произнесъ нѣсколько сдержаннѣе Потроховъ. — Все дѣло бросилъ, только-бы угодить тебѣ. Завтра мы поѣдемъ въ театръ, въ субботу въ циркъ, а въ воскресенье я возьму для тебя парныя сани на извозчичьемъ дворѣ, и мы поѣдемъ по островамъ кататься. Подъ сѣткой лошади будутъ, подъ голубой сѣткой и у кучера шапка бархатная съ уголками.