Въ огнѣ гражданской войны - страница 3

Нѣть того прозорливца, который могъ бы въ точности опредѣлить сейчасъ пути духовно-культурнаго развитія русскаго народа. Но вѣхи уже намѣчены, контуры начинаютъ выясняться. Оставляя болѣе отдаленное прошлое — Россію Тургенева, Милютина, декабристовъ, — поищемъ въ прошломъ, болѣе близкомъ нынѣшнимъ поколѣніямъ, тѣни, которыя могли бы дать ключъ къ опредѣленію вѣроятныхъ и желательныхъ этаповъ будущей жизни и силуэтовъ будущихъ кузнецовъ новой жизни. Изъ длинной вереницы дѣятелей, мыслителей, художниковъ, борцовъ, изъ сокровищницъ національнаго творчества первыхъ двухъ десятилѣтій настоящаго столѣтія, какъ намъ рисуется, выдѣляются три имени, три тѣни людей, уже ушедшихъ отъ насъ, но оставившихъ о себѣ чеканный образъ и вѣчную память: А. П. Чехова, С. А. Муромцева и Л. Г. Корнилова. Эти имена — символы, эти люди вчерашняго дня своей творческой ролью и духовной сущностью какъ бы связываютъ отошедшее съ грядущимъ, являясь какъ бы путеводными звѣздами въ темную ночь безвременья и распутицы. Всѣ они прошли метеорами по русскому небосклону, но оставили свой слѣдъ, явивъ образцы національнаго типа, ради котораго стоитъ жить и ждать. Такіе всѣ трое разные въ разныхъ сферахъ и разновременно дѣйствовавшіе, А. П. Чеховъ, С. А. Муромцевъ и Л. Г. Корниловъ — не дожили до дня, когда ихъ идеалы были бы, если не осуществлены, то начаты осуществленіемъ. Но сѣмена, брошенныя ими, врядъ ли погибли, они сохранились въ русской почвѣ и, если вотъ уже нѣсколько лѣтъ на даютъ всходовъ, то, повидимому, тѣмъ болѣе обильной будетъ первая жатва, коти рая рано или поздно, но неминуемо придетъ.

А. П. Чеховъ ... Безконечно-правдивый и безконечно-мягкій поэтъ переходной эпохи. Сколько ласковости въ его сатирѣ, сколько любви къ родному народу въ его произведеніяхъ ... Вдумчивый и зоркій глазъ писателя правильно учитываетъ удѣльный вѣсъ низовъ народа и его интеллигентскихъ верховъ. Безъ прикрасъ рисуетъ Чеховъ русскую жизнь, такую сѣрую и темную, такую мрачную и безрадостную. Но, поэтъ «лишнихъ людей» и «людей въ футлярахъ» вѣритъ, что «мы отдохнемъ», вѣритъ, что мы «увидимъ небо въ алмазахъ». Онъ не осуждаетъ и не бичуетъ, но не щадитъ и не скрываетъ правды, онъ — понимаетъ и любитъ свой народъ и свою страну — и желаетъ имъ добра и счастья. Его завѣтъ — умѣть хотѣть, ему рисуется, что воспитаніе воли русскаго человѣка въ реалистическомъ направленіи — основная и насущная задача. На своей палитрѣ Чеховъ находитъ краски, достаточныя для обрисовки жизни и чаяній всѣхъ слоевъ населенія Россіи. Чеховскіе образы проходятъ сквозь призму его любвеобильной души, многогранной и много выстрадавшей. А. П. Чехову ничто не чуждо въ стремленіяхъ родного народа и его интеллигенціи, ему близки народныя страданія — ибо изъ нѣдръ народа онъ вышелъ, — ему близки и горести интеллигенціи, ибо онъ среди нея живетъ, съ нею кровно связанъ. Чеховъ отнюдь не сантименталенъ, но въ немъ таится какой-то неизсякаемый источникъ животворящей любви къ человѣку, къ русскому человѣку. Чеховъ сумѣлъ влить свое, новое, содержаніе въ старое «понять — простить», въ его душѣ любовь къ брату по крови пріобрѣтаетъ особый характеръ, если можно такъ выразиться, лирической сатиры. Чеховъ чуждъ народническаго розоваго идеализма, онъ — чистый реалистъ, но онъ, зная недостатки русскаго человѣка и постоянно указывая на нихъ, продолжаетъ любитъ своихъ соотечественниковъ, любить съ тѣмъ большей силой, чѣмъ больше кругомъ горя, тьмы и зла. Говоря въ глаза правду, Чеховъ никогда не морализируетъ, онъ беретъ жизнь, какъ она есть, старается, по-человѣчеству, выяснить причину темныхъ явленій и сторонъ жизни и показать, что она можетъ быть болѣе свѣтлой, чистой и лучезарной. Чеховъ вѣрилъ, что придетъ для Россіи и лучшая пора, что не вѣчно же русскому человѣку томиться и ждать въ сумерки солнечнаго луча. Нарочито-гражданской тенденціи нѣтъ въ чеховскихъ произведеніяхъ, онъ даже внѣшне-индифферентенъ къ явленіямъ общественно-политической жизни, но, съ тѣмъ большей силой, въ каждой строкѣ, написанной Чеховымъ, чувствуется біеніе сердца гражданина. Это сочетаніе крѣпкой гражданственности съ морально-философской проповѣдью любви къ человѣку, можетъ быть, и таитъ въ себѣ разъясненіе обаянія чеховскаго творчества и чеховской личности. Чуждый мягкотѣлости и дряблости, Чеховъ, все же, — нашъ всеобщій братъ и другъ, братъ-наставникъ, другъ-гражданинъ. Въ Чеховѣ все, при этомъ, почвенно, все — связано крѣпкими нитями съ основами русской жизни, все — спаяно съ сущностью духовнаго существованія русскаго человѣка. Незлобиво и тщательно Чеховъ освѣтилъ всѣ уголки русскаго быта, въ мягкихъ тонахъ показалъ намъ всѣ уродства и всѣ отрицательныя стороны этого быта, но самъ бытописатель не потерялъ при этомъ своего оптимизма, своей вѣры въ болѣе свѣтлое будущее горячо и умно любимой родины.