В песках пустыни - страница 8

Дальше отстал еще один верблюд. Гедин послал за ним людей, но они тотчас же вернулись и сообщили, что следы замело, и они боятся отойти от каравана, чтобы самим не погибнуть.

Рис. 4. Среди песков

"Пусть сперва помирают верблюды, а там придет и наш черед", — спокойно заметил Ислам и отвернулся от Гедина, в глазах которого он читал непреклонную волю выбраться из пустыни и дойти до цели.

На ближайшей стоянке караван освободился от всего лишнего: почти всю провизию, котлы и посуду, шубы, одеяла, подушки, книги, — все бросили на произвол судьбы. На ближайших песчаных холмах воткнули по палке, навертели на них газетную бумагу, чтобы легче было затем, когда им удастся найти воду, отыскать место, где были оставлены вещи.

Несчастные мученики все еще надеялись найти источник воды.

Однажды утром Ислам-бей доложил Гедину, что один из бидонов совсем пустой. Это было печальное открытие. Подозрение пало на проводника Джолги, который скрылся и не показывался до следующего утра.

В течение всего дня караван едва плелся среди песчаных холмов. Верблюды изнемогали от усталости: у них на боках видны были ребра; они тяжело дышали, изо рта их шло отвратительное зловоние…

На другой день, еще прежде чем караван снялся с лагеря, появился Джолги. Сначала его никто и не заметил. Но вдруг Ислам-бей, вьючивший верблюда, обернулся и увидел, что кто-то припал к бидону и пьет драгоценную воду. С криком он и другие бросились к вору и когда увидели, что этот вор был всеми ненавидимый Джолги, они свалили его и стали бить и топтать ногами. В остервенении они несомненно прикончили бы несчастного проводника, если бы не вмешался Гедин.

Но все же Джолги успел выпить половину оставшейся воды. В полдень все только намочили себе губы, остаток же решили разделить поровну.

Джолги тем временем опять отстал. Все были страшно злы на него, считая его виноватым во всех бедах. Он не взял воды на 10 дней, как ему приказали. Он уверил всех, что от последнего озера до Хотана только четыре дня пути. Словом, люди стали подозревать даже, что он с умыслом завел их в такую часть пустыни, чтобы погубить их.

Джолги не оставалось ничего другого, как скрыться.

Один только Свен Гедин сохранял присутствие духа и ясность ума. У него еще хватало силы вести свой дневник и записывать в нем свои переживания. В этот день он записал следующие слова:

"Остановились на вершине высокого бархана, верблюды упали в изнеможении. О Джолги ни слуху, ни духу. Люди думают, что он вернулся к оставленному нами багажу, чтобы дождаться там помощи. Утром было еще около стакана воды. Половину выпили в полдень, чтобы помочить губы. Вечером хотели разделить между всеми остальное, но оказалось, что Касим и Магомет выпили ее. Все мы, и люди и верблюды, были слабы до крайности. Помощи ждать неоткуда".

После прохладной ночи наступило утро 1-го мая. Жара не замедлила снова накалить песок, и Гедин поплелся, изнемогая от усталости, позади каравана. Поднявшись на гребень холма, он увидел, что верблюды легли и весь караван остановился. Магомет молился, стоя на коленях, плакал и смеялся одновременно. Касим сидел, закрыв лицо руками.

Ислам предложил Гедину подыскать место, где можно было бы вырыть колодезь. Гедин сел на белого верблюда, которого освободили от всякого груза, но бедное животное не могло подняться. Пришлось ждать наступления вечерней прохлады. А ждать надо было весь день, так как был лишь десятый час утра.

Ислам-бей раскинул палатку, чтобы укрыться от солнца. Забравшись в ее тень, Гедин сбросил с себя все до нитки и растянулся на ковре.

Положение каравана было отчаянное, безнадежное. Перед Гедином встала вся прожитая жизнь, мысль перенесла его далеко-далеко, в родной дом, к близким, которые тщетно будут ждать его из года в год, и которые ничего не узнают о трагической судьбе, постигшей весь караван.

До полудня продолжалось это забытье. К двум часам дня повеял ветерок и немного освежил раскаленный воздух, а к вечеру силы стали постепенно возвращаться к Гедину. Когда же солнце раскаленным ядром опустилось за песчаным холмом, Гедин почувствовал, что он еще жив, что он не сдастся, не умрет в этой ужасной пустыне.