В поисках Эдема - страница 54

— Мелисандра, нам надо поговорить, — сказал Рафаэль, нарушая тишину, которая установилась, пока они шли вниз по склону.

— Ты прочитал мои мысли. Я тоже хотела поговорить с тобой.

— О чем? Говори, посмотрим, насколько совпадают наши мысли.

— Посмотрим… Я предоставляю тебе право быть первым.

— Если мы примем предложение Эспада, ничего от этого не изменится. В этом нет ничего аморального и нет повода для споров. Это modus vivendi[16], — сказал Рафаэль.

— Я не согласна. Это они хотят заставить тебя поверить в это. Они злопыхатели.

— Подожди, может, мы неправильно понимаем друг друга. — Рафаэль запрыгнул на камень посреди тропинки. — Войны существовали и до того, как у тебя и у Эспада появились первые о них воспоминания. Все знают, что оправдания не уместны, что здесь речь идет об умножении власти на саму же власть. Закон на стороне сильнейшего.

— Это войны без цели, — не отступала Мелисандра.

— Необязательно. Просто происходит так, что эта цель ускользает от нации, от народа. Это индивидуализированные войны за власть: одни могущественные индивидуумы против других могущественных индивидуумов. Феодальные войны, войны кланов, семей, родов, безо всякой национальной идеи.

— Когда нет причины, нет национальной идеи, то нет и правил. К этому ты клонишь, так ведь? Так вот, ты ошибаешься. Даже в полном хаосе существует некий порядок, границы, по меньшей мере, уважение некоторых принципов. Мы никак не можем с ними сотрудничать.

— Не буду настаивать. Знаю, что Энграсия внушает тебе больше доверия. Мне тоже, вне всяких сомнений, но ситуация ясна: здесь нет ни праведников, ни грешников. Просто надо проанализировать, кто нам больше подходит.

— А может, тебе нужно подобраться поближе к Эспада для другого твоего репортажа. Это не мое дело. Но они обеспокоены. Какие бы причины там ни были, но на мое путешествие возлагаются большие надежды. Считается, что, если я внучка своего деда, дочь моих родителей, мои шансы отыскать Васлалу возрастают. У нас с тобой есть договоренность. Не знаю, действительно ли целью твоего прибытия сюда было найти Васлалу, но обратного пути уже нет. Если ты будешь продолжать раскапывать информацию о филине, ты наживешь на наши головы большие проблемы.

— Но ведь эти репортажи можно совместить.

— Может — да, может — нет. Скажем так, для меня приоритетом является Васлала. Если нужно, мы можем разделиться прямо сейчас.

— Никоим образом, — возмутился Рафаэль. — Я — человек слова.

— Ты — журналист, — уточнила Мелисандра.

— Ты должна понять, что приехать сюда было для меня очень непросто, — сказал Рафаэль, останавливаясь. — Нет ничего предосудительного в том, чтобы я сделал несколько репортажей. Кроме того, маловероятно, что меня еще раз отправят в Фагуас… Поверь мне, Мелисандра, я никогда не поставлю под угрозу твое путешествие.

Они достигли мостовой и углубились в улицы Синерии. На этот раз, проходя через посты, они чувствовали, что их признавали. Многие люди, как Мелисандра и говорила, знали о путешествии в Васлалу. В разных местах их останавливали ненадолго, чтобы задать вопросы и предложить совет. «Не берите с собой много вещей, — сказал один, — никогда не слышал, чтобы кто-то отправлялся в Васлалу с большим грузом; те, кто попадал туда, делал это случайно, без подготовки, непреднамеренно». «Обращайте внимание на ветер, — сказал второй. — Говорят, в Васлале ветер совсем другой». На одном из постов путников поджидала старушка со старой фотографией своего мужа. Кто-то видел его в Васлале. Она хотела, чтобы они сказали ему, что она жива, дожидается его, чтобы умереть. Рафаэль не упускал возможность расспросить об Эспада, о коммунитаристах, о противоборствующих сторонах. В ответ слышал только уважительные отзывы о тех и о других, без проявления открытой приверженности или преданности к тем или иным. Безразличные отголоски идей Дамиана Эспады и Энграсии переплетались в запутанном клубке оправданий военных действий. Эспада отождествлялись с национализмом, а Энграсия — с понятием о формировании общества, открытого миру.

— Ты понимаешь? — говорил Рафаэль Мелисандре. — Здесь никто ни с кем, и все со всеми. Вражда или преданность зависят от того, как они думают достичь баланса между отношениями с одной или другой стороной.