В последний раз в Китае (путевые заметки) - страница 8

В 1978 году совершенно неожиданно для себя я нашел в почтовом ящике письмо из Японии. Вот оно:

«Уважаемый Глеб Александрович Горышин!

Извините, что вдруг пишу Вам это письмо. Я японка, мне 52 года. Когда мне было около 35 лет, я начала изучать русский язык и очень хотелось мне выучить Ваш родной язык самой. (Мой муж работает профессором философии в университете острова Хоккайдо.)

В 1972 году в нашем городе Саппоро проводились зимние Олимпийские игры. Тогда я работала переводчицей.

В 1974 году я путешествовала в СССР. В Москве я нашла Вашу книгу «День-деньской». После возвращения в Японию я читала ее несколько раз. И мне в сердце занял (так написано: «занял», очевидно, имелось в виду «запал») Даргиничев из повести «Запонь».

Я буду рада, если Вы разрешите мне перевести Вашу повесть на японский. Я хочу это сделать в знак памяти о своей жизни за последние 17 лет, когда я учила русский язык. Когда-нибудь я завершу перевод книги и затем хочу издать ее в Японии...»

Я ответил милой японке в городе Саппоро: конечно, пожалуйста, будьте любезны, разрешаю, благодарю, желаю всего наилучшего и т. д. Позднее сообразил, что японской домохозяйке при муже-профессоре, то есть при относительно обеспеченной жизни, необходимо иметь свое хобби, нечто такое, что позволяет отрешиться от домашнего хозяйства, дает шанс женщине самоутвердиться. То же в Англии (очевидно, и в других странах); в английском городе Доридже, близ Бирмингема, у нашей семьи есть дружеская семья Шерман, Ян и Джин: Ян — юрисконсульт на машиностроительном заводе, Джин домохозяйка. У Джин своя маленькая типография, она печатает — распространяет поздравительные открытки, визитные карточки, напечатала книжку стихов моего друга Ивана Ленькина, вязальщика корзин из деревни Старый Шимок, Новгородской области, — по-русски и по-английски. В этом хобби английской домохозяйки. Еще Ян изучает русский язык, Джин итальянский...

Да, так вот, при встрече Мицуко Охата поведала мне, что в свое время поехала в Оксфорд, где стажировался ее муж-философ, сделала остановку в Москве, зашла в книжный магазин, ей на глаза попалась моя только что вышедшая книга «День-деньской», Мицуко открыла книгу, на титуле прочитала: «Посвящается моей матери». Такое посвящение тотчас нашло отклик в сердце японки, переполненном любовью к собственной маме, Мицуко купила мою книгу... В дальнейшем я стану объектом (или субъектом?) хобби японской домохозяйки из города Саппоро.

У нас с Мицуко завязывается переписка — на много лет вперед. По мере вгрызания в мою повесть переводчица сталкивается с трудностями, не находит в русско-японском словаре таких слов, как «запонь», «плюш», «чурка», «супесь» и других. Я ей отвечаю, что значит то и это, мало-помалу мы привыкаем друг к другу, обмениваемся впечатлениями японской и русской жизни. В переписке бывают паузы, вызванные важными причинами: смертью матери Мицуко, ее болезнью, переездом из Саппоро в Токио. У меня тоже бывают свои причины: перемена общественно-политического строя в России, неиздание моих сочинений, безденежье. Но связь с Японией не обрывается, в ней есть нечто превыше внешних причин и обстоятельств: протянулась нить между двумя существами человеческого рода, различных рас, конституций, отстоящими друг от друга на половину экватора, но читающими одну и ту же книгу. Мы с госпожой Мицуко Охата-сан так и держимся за нить по сей день, ничего не желая друг другу, кроме добра.

В 1988 году из Японии пришел пакет, выложенный изнутри ватином, как будто в посылке фарфор. Я вылущил из ватина пять экземпляров книги, штучной японской выделки, в переплете из темной материи, с признаками шелка, с тисненными серебром иероглифами на обложке и корешке, строчками сверху вниз на матово-глянцевитой, с медовым оттенком бумаге, с большими полями и пробелами, плетенной из шелковых нитей желтой тесьмой-закладкой, в целлофановой суперобложке: книга открывается не слева направо, как у нас, а справа налево, соответственно идет и нумерация страниц. На каждой странице столбцы немыслимо затейливых иероглифов, только в самом конце (или это начало?) две строчки по-русски: автор и название — «Запонь».