В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года - страница 22
― Здесь не враги, капитан. Здесь твои сограждане. Запутавшиеся, преступившие закон, не лучшие граждане нашей страны, каждому из которых, заметь ― каждому, мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь.
Саша помолчал, посопел гневно и сказал вежливо:
― С большим удовольствием прослушал вашу лекцию. Вмиг открылись глаза. А теперь разрешите вопросик: мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь и тому поганому убийце, которого ищем?
― Ну, о нем разговор особый... ― начал было подполковник, но Саша перебил, задыхаясь от ярости:
― Вот это правильно! У меня с ним будет особый разговор.
― Не перебивайте старших по званию. С сегодняшнего дня вы будете действовать строго по моему приказу.
― Товарищ подполковник, разрешите напомнить, что я не служу в милиции.
― Вы откомандированы в мое распоряжение, капитан.
― Шестой! Шестой! ― детским голосом заверещала рация. ― Вас вызывает дежурный по городу. Шестой! Прием!
Подполковник подхватил наушники и микрофон, перевел рацию на передачу, сказал отчетливо и громко:
― Шестой слушает! Прием!
Перевел на прием и долго слушал, потом сказал: "Вас понял". Снял наушники, положил микрофон и обратился к Саше:
― Только что опять совершен налет. У нас на путях.
― Что взяли?
― В том-то и дело, что глупость какую-то. Партию пишущих машинок. Что они с ними делать будут? Машинка ― вещь заметная и громоздкая.
― А может, главное было совершить налет, а не брать что-то?
― Демонстрация? Неуловимый Семеныч продолжает действовать? Вполне возможная вещь. И почерк схож.
Помолчали, подумали, не глядя друг на друга. Внезапно Саша помечтал вслух:
― Как только кончится война ― сразу же в институт.
― В какой? ― поинтересовался подполковник.
― В педагогический.
― А у нас педагогикой заняться не желаешь?
― Так вам же мои методы не подходят.
― Нашим методам мы тебя научим, дело не особо хитрое. Нам позарез нужны люди с чистой и твердой совестью. Люди, не устающие бороться за правду.
Саша заглянул в усталое лицо подполковника и виновато спросил:
― Я сильно напортачил?
― Есть самую малость, ― улыбнулся подполковник. ― Ну а теперь...
― После головомойки, добавил Саша, а подполковник продолжил:
― Ну а теперь после головомойки, вернемся к нашим баранам... ― и сам же прокомментировал: ― Ах, как было бы хорошо, если наши клиенты были баранами! Но они не бараны... Сегодня я нарушил свои же инструкции по необходимости, Саша. Мы проверили всех по твоему списку, а ты должен знать результаты проверки.
― Кого-нибудь зацепили, товарищ подполковник?
― Семеныч твой у нас в картотеке нарисован еще с двадцатых годов.
― Неужто он?
― Вроде бы да. Но, понимаешь, ощущения у меня, что мелок он для такого наглого и страшного разворота.
― А Сергей? ― глухо спросил Саша.
― Одинцов-то? Одинцов есть Одинцов. С ним полный порядок. Если можно так сказать про человека, жизнь которого висит на волоске.
― Я не имею права не сказать о нем, но мне очень не хотелось вставлять его в этот список. А теперь я рад, что он чист.
― Подожди радоваться. Его домохозяйка и сожительница Клава работает на железнодорожном телеграфе нашей дороги, капитан.
― А если просто совпадение?
― У Клавы нет родственников в Болшеве. Она сирота.
― Так кто же, кто был наверху?
― Узнаем, капитан, через неделю. Через неделю в Истру поступит информация о таком грузе, что они все вылезут на него. Запомни: ровно через семь дней ― наша главная операция. Ты ― со стороны.
― А раньше нельзя?
― Мышеловка должна быть без дыр. А у меня нет людей, капитан. Только через неделю обещали дать.
― Это все понятно. А что мне семь дней делать?
― Деньги еще остались? Ну и гуляй на них!
― Вот такую работу люблю! ― восторженно объявил Саша, пожал подполковнику руку и, выскочив из "эмки", закричал, подражая женскому голосу: ― Алик! Домой!
Итак, отсчет от второго. Долго они шли, эти майские семь дней. Они медленно тянулись потому, что от каждого из них ждали победы. И каждый день сообщал России о победах: брались города, громились дивизии и армии врага, освобождались целые державы. Но главной победы пока не было. А надо было твердо знать ― там, на западе, больше не убивают русских ребят. Чтобы без страха ждать их домой. Чтобы вздохнуть облегченно. Чтобы позволить себе почувствовать многолетнюю усталость.