В рай и обратно - страница 17

После учебной тревоги прошло несколько дней. Единственным событием за это время было появление на судне горлицы и еще какой-то птички поменьше. Они, должно быть, «взошли на борт» близ Сицилии или Мальты и обосновались на переднем люке. Когда приближаешься к ним, они испуганно взлетают, делают несколько кругов над кораблем и снова опускаются на переднюю палубу.

К вечеру двадцать второго на экране радиолокатора вырисовываются очертания невидимого еще материка. Его первый вестник — нарядный, пестрый удод. Прилетев с востока, он садится на самую верхушку мачты и плывет с нами к берегам Египта.

Я спросил у лодочника, как его зовут. Привязывая корзину из папируса к спущенному с кормы тросу, он поднял смуглое хищное лицо и гортанным голосом ответил: «Абдул». Я втянул корзину на палубу.

Маленькая лодчонка Абдула покачивается внизу на черной воде. Другие снуют вдоль бортов. Торговцы в длинных белых одеждах, фесках и тюрбанах восклицаниями и выразительными жестами расхваливают свой товар. Некоторым удалось проникнуть на борт по трапу, спущенному для полиции и таможенников. На покрывающем люки брезенте они разложили свои товары — дешевые фигурки сфинксов и верблюдов, открытки с видами пирамид, почтовые марки в целлофановых конвертах и псевдонародные кожаные изделия.

Портовые огни, огни буев и стоящих на якоре кораблей отражаются в воде разноцветными полосами. Воздух, пропитанный запахом рыбы, тяжел и влажен.

В полночь агент повез нас — Мариана, баталера и меня — в город на своей моторке. Мы прогуливались по опустевшим улицам, вдоль спящих домов с темными подъездами и потухшими окнами. Геометрическая планировка широких, прямых улиц усиливала впечатление безжизненности и скуки. Гулко звучали наши шаги и голоса; изредка встречались белые, безликие фигуры.

— Когда-то здесь было совсем не так, — вздыхал агент. — Когда-то Порт-Саид ночью был похож на Париж. Движение, свет, музыка, толпы в ресторанах, кабаре и на улицах. Разве можно это забыть?

— Что же изменилось?

Он вынул руку из кармана и выразительно пошевелил пальцами:

— No money[22]. Раньше наша фирма получала с каждого судна до трехсот фунтов прибыли. А теперь не более трех.

— Но зато, быть может, теперь лучше живется тем, кто прежде не получал никакой прибыли? — спросил я.

Агент пожал плечами. На его молодом полном лице появилась презрительная улыбка. Он словно говорил: а мне до этого какое дело?

Мы свернули на узкую улочку, где под аркадами робко мерцала единственная неоновая вывеска. Агент долго стучал в запертую дверь.

— Прежде был такой выбор, что вы не знали, на чем остановиться, — продолжал он жаловаться. — А теперь во всем городе открыты два-три кабаре.

Нас пустили неохотно. По грязной лестнице мы поднялись на второй этаж. Узкие коридорчики окружали небольшой зал, обставленный с дешевой претенциозностью. Стилизованные пальмы на стенах, разноцветные бра, официанты в засаленных смокингах и фесках. На маленькой эстраде играл неплохой джаз-оркестр. Народу было немного — несколько американских и скандинавских моряков и два пожилых египтянина в белых хлопчатобумажных костюмах. Несвежие занавески, сырая, с подтеками штукатурка, запах плесени и пыли.

Агент внезапно оживился. Но он зря старался: мы заказали только кофе и кока-колу. И все же атмосфера ночного кабаре, даже такого жалкого, начинала действовать.

— Сейчас вы увидите танец живота, — многообещающе улыбнулся агент.

В зале потух свет. На эстраду, освещенную неярким красным лучом, вышла смуглая босоногая девушка в пышных шароварах, прозрачной вуали, со спускающимся на бедра широким поясом, на котором позванивали колокольчики. Браслеты с колокольчиками обхватывали и ее лодыжки. У девушки была маленькая головка хитрого звереныша, толстые губы и очень широко расставленные блестящие глаза. Ее движения были легкими, а узкие, гибкие плечи казались лишенными костей. Каждый шаг, каждый жест сопровождался металлическим звоном — отрывистым и резким, слоено вызванным электрическими разрядами. С необыкновенным чувством ритма и вместе с тем с пренебрежением, какого заслуживал полупустой зал, девушка демонстрировала вырабатывавшееся веками искусство соблазнительницы. Время от времени она останавливалась и небрежно поправляла сползающий пояс, а закончив номер, ушла, даже не взглянув на аплодировавших ей мужчин. Минуту спустя она, уже одетая в красное платье, пила виски с двумя верзилами-американцами за соседним столиком.