В сердцевине морей - страница 26

Солнце стояло посреди небес и калило ладью, как чан на угольях. Однако кому в сердце засела любовь к Стране Израиля, тот лишь крепнет от святости страны, где горний свет снисходит без препон, хоть и в развалинах она.

И тут оставили сердечные все помыслы о тягости дорог и жалобы, и загорелись лица их от силы Единого Желания. Простер руки р. Алтер-учитель и запел, отбивая ритм пальцами на сундуке, что перед ним: чада храма[123] восходят в ряд, зеницы малый свет узрят — и р. Алтер-резник подхватил: на царском застолье сядут в приволье, Явление Царское хмелем почтят. И день не избыл, как подошел корабль к берегу Яффы. Прозвучал залп с корабля. Налетели арапы из города. Одежонка на них похабная, рубашонка грязная и короткая, едва колени покрывает, и куском бечевки подпоясаны, и ноги босые — без чулок, только сандалии к ступням привязаны. И речь их шумная, как будто сами на себя гневаются. И людям язык их непонятен. Поднялись на борт, заорали во всю глотку и стали расхватывать людей, как пленных, схватили их и побросали вместе с пожитками в свои худые лодчонки. И сколько платы им ни давали, все им было мало, хотели уж побить любезных наших, да Господь спас их из рук арапов и привел в целости и сохранности на сушу.

А как взошли сердечные на берег, бросились они на землю и целовали прах ее и возрыдали великим плачем, пока не потекли глаза их, как источники соленые. Возвратятся сыны в отчий дом и найдут его в развалинах — неужто не возрыдают? Но и в час горя обрадуются, что довелось им вернуться. Взялись они за руки и запели: «Возликовал я призывавшим: пойдем во храм Господень». И еще они пели: «Любит Господь врата Сиона пуще всех обителей Иакова». А агаряне стояли в стороне и поглядывали. Так они и шли и пели, пока не пришли на постоялый двор, что именуется Еврейское подворье. А там отделения есть: одно — для молитвы в собрании, если соберется десять евреев, и еще два отделения, что называются богоугодными — а там постелены постели для заболевших в пути, — одно для мужчин, одно для женщин. И еще одно отделение было там — для скотины. Туда загоняют вьючную скотину, на которой едут в Иерусалим.

Караван пустился в путь и дошел до цели — конечно, рады путники, а тем более если приключилась им беда в пути и миновала. Но если недосчитались одного и неведомо, меж живых ли недосчитались его или меж мертвых, как возвеселятся — так и вспомнится он им и потревожит их веселье. Так и они сколько времени мыкался с ними Хананья, сколько приключений испытал — лишь бы взойти на Землю Израиля, а когда пробил час взойти — не взошел, и кто знает — жив ли он или мертв. Да может ли радость их быть полною? Дали они обет помянуть его в Иерусалиме и помолиться за него в святых местах. А теперь не след ли узнать, что стряслось с Хананьей? Когда пошли товарищи его запасаться припасами в путь, пошел и он с ними. По дороге отстал от них и пошел в одно место, а они и не заметили. А когда вернулся, то их не нашел. Пошел к причалу. А как подошел к причалу, увидел, что отплыл их корабль. Сколько забот изведал человек этот, чтобы взойти на Землю Израиля, а как настало время взойти — уплыл корабль без него, а его оставил. И он стоит и видит, а уплыть на нем не может.

Хананья проворен был, что ж задержался в пути? Дело в том, что, когда был он на рынке, подвернулся ему один иноверец. Спросил его Хананья, иноверца этого: не ты ли хотел однажды провести меня в Землю Израиля через глубокую пещеру? Сказал он: так, это я. Спросил его: что ты здесь делаешь? Сказал тот: я и сам не пойму. Каждый раз, когда надеваю я тфилин покойного нашего архистратига, слышу я его: плачется по жене и детям. Вот я и брожу по свету, ищу их. Сказал ему Хананья: сто лет тебе жизни, получил ты долю в мире Грядущем. Пошли вместе. Подошли к одному дому. Постучался Хананья в окно, открыл хозяин окно и спросил: что вам надобно? Сказал Хананья: где она, эта женщина из Хотина? Сказал хозяин: не знаю, утром вышла с детьми и не вернулась, может, уже вернулась в Хотин. Охнул Хананья и замолчал. Сказал хозяин: что у тебя к этой женщине? Указал Хананья на необрезанного и сказал: этот иноверец может засвидетельствовать, где он видал ее мужа. Сказал хозяин: хорошо, если бы мог он засвидетельствовать это в присутствии раввина. Пока говорил Хананья с хозяином, отошел необрезанный в сторону возложить тфилин. А тут пришла и эта женщина, увидела тфилин и завопила страшным воплем: это тфилин моего мужа. Сказал необрезанный: если звали твоего мужа Зуша, то это его тфилин. И сразу рассказал, что случилось с Зушей. Из-за этого Хананья и задержался.