В стороне от большого света - страница 51

— Да как же-с, маменька, нельзя: дорога-то очень дурна.

— Ну что, как там у вас?

— Да что-с, ничего-с, помаленьку поживаем. Дмитрий Андреич, городничий, чин получили. Обед хотят делать и нашего смотрителя пригласят.

— Ну вот!

— А в Великий четверг пожар был, два дома мещанских сгорели.

— Ах, Боже мой!

— Экой гнев Божий! — с чувством отозвалась попадья. После обеда, когда гости разошлись, а тетушка Катерина Никитишна и Марья Ивановна легли отдыхать, я осталась одна с Митенькой, и он повел со мной следующий разговор:

— Что, каково погостили у Татьяны Петровны, сестрица? Веселились?

— Нет, скучно было.

— Вот и мою сестрицу Бог пристроил. А вы так совсем переменились, не узнаешь вас.

— И вы, Митя, очень переменились. Теперь, верно, не станете разорять птичьи гнезда?

— Ой, где уж, сестрица! о другом надо уж теперь думать.

— Ну, что вы поделываете в вашем училище?

— Учимся-с. У нас строго-с. Слава Богу, нынче после экзаменов выйду.

— Куда же вы думаете поступить?

— Да в суд-с. Афанасий Алексеич обещал местечко дать.

— Отчего бы вам не поступить в гимназию, а оттуда в университет?

— Ой, что вы, сестрица! куда! очень трудно-с. Вот и теперь-то долбишь, долбишь, так что голова кругом идет. Нет-с, уж куда нам! Вон у нас есть ученик, так хочет в гимназию, да по ученой идти-с. Стихи пишет, Ей-Богу-с! Как это, сестрица, пишут стихи? И Бог его знает, откуда так складно выходит! Да меня, кажется, убили бы — я бы ни одного стишка не написал.

— Учится-то он хорошо?

— И-и, как учится! первый ученик-с!

Молчание.

— Что вы, сестрица, в окошко так смотрите? уж не гулять ли думаете? Вы прежде были охотница. Да еще грязно-с.

— Нет, я смотрю, вон, кажется, под липкой расцвели подснежники.

— Да не угодно ли, я вам нарву?

— Как можно? грязно.

— Ничего, помилуйте-с, у меня сапоги не промокнут. Я не нежен, привык. Сейчас вам нарву…

— Мне совестно, Митенька, вы очень добры.

— Помилуйте, сестрица! да это что! пустяки-с! я для вас не то готов сделать.

Я смотрела в окно, как услужливый Митя, отважно шагая через весенние лужи, добрался до толстой липы, под которою цвели подснежники.

Через минуту он воротился с пучком темно-голубых цветов, прекрасных и нежных, как первая мечта о счастье, робко поникших на своих тоненьких стебельках.

Я была очень благодарна Мите.

— Вот, сестрица, у нас через месяц экзамены будут.

— Ну так что же? Вы не боитесь?

— Нет-с, Бог милостив, выйду. Да вот учитель словесности, проклятый, выдумал сочинения задавать к экзамену. Ну какие у нас сочинители! один, два, да и обчелся. Опиши ему, видите ли, осень… Вот тут-то я и погиб: как ее опишешь? осень, известно, грязь и дожди, что тут описывать! Разве отца Алексея попросить?

— Давайте вместе сочинять; может быть, я вам помогу…

— Ах, матушка сестрица! вот уж благодетельница! Позвольте ручку поцеловать!

— Полноте, что вы!

— Да как же, помилуйте! Вы меня просто, можно сказать, оживили.

Вошла Марья Ивановна. Лицо ее сохраняло следы недавнего сна. Митя сообщил ей свою радость.

— Вот дай Бог тебе здоровья! — сказала она. — Господи, — прибавила она, — подумаешь, как трудно это ученье! что муки примут! Ну хорошо, как у кого есть способность, а кому не дано-то, тут что станешь делать?

— Да мне, маменька, только курс-то кончить, а там, Бог милостив, легче будет.

— А-а-а! славную же высыпку задала. Ты не уснула, Генечка? Маменька-то еще почивает! Ну да ведь утомилась. В ее годы еще как ее Бог носит. Вот и Катерина Никитишна. Что, мать, выспалась?

— И как еще прекрасно! словно убитая спала.

Время шло. Сад зацвел и зашумел густыми волнами зелени. Над лугом вились и жужжали мириады блестящих насекомых, мелькали пестрые бабочки. Теплый, душистый воздух охватывал негой и ленью.

В начале мая к нам пришла весть, что родной брат тетушки купил заочно небольшое поместьице с поля на поле с нашей усадьбой и сам намерен скоро прибыть и поселиться близ нас.

Тетушка лет пятнадцать не видала его. Он был вдов и большею частью находился на службе в отдаленных губерниях; но в настоящее время был без должности, что и заставило его покуда прибегнуть к деревенской жизни. Из разговоров о нем Марьи Ивановны и Катерины Никитишны я могла заключить, что в последнее время он приобрел несчастную слабость попивать. Тетушка также слышала об этом и очень тревожилась, потому что боялась пьяных. Впрочем, она говорила, что Василий Петрович прежде был очень веселого, общительного характера и не имел особенной страсти к вину, а так любил покутить иногда с приятелями.