В ту осень яблони зацвели во второй раз - страница 4
— Здравствуйте, — поздоровался мужичок неожиданным тенорком. — Ларёк работает? — спросил, вопросительно глядя на Катерину. — Мне бы хлеба и соли, — и намерился было протиснуться поближе между двумя застывшими сфинксами, но помешала Маша.
— Сначала я, — и решительно опередила в очереди нахального увальня. — Мне тоже хлеба и растительного масла. Чё ещё? Это что? — ткнула пальцем в овальную плоскую коробочку, чуть видневшуюся за замутнённым стеклом витрины.
— Пресерва, — снисходительно сообщила бизнесменша, — она дорогая.
— Давайте, — огорошила покупательница торговку, не чаявшую уже сбыть залежалый заморский деликатес. — Конфеты какие есть?
Катерина напряглась в предвкушении удачной торговли.
— Есть, по 130 и по 250. Свежие, на днях завезла.
— По 250 какие? — допытывалась непонятливая покупательница.
Катерина передёрнула полными плечами.
— Обнаковенные: шоколадные, в золотых завёртках.
— Как называются-то? — допытывалась неуёмная Маша.
— Счас погляжу, — торговка долго рылась в коробках под прилавком, наконец, из самой нижней извлекла пару штук. — Вот, — и с трудом прочла затейливую надпись: — Белочка в лесу, значит. Гляди сама, — подала Маше, но та не стала разглядывать, а лихо попросила:
— Взвесь кило.
— Ого! — воскликнула одна из тёток. — Капиталы-то за них какие!
Но вторая заметила презрительно:
— Чё ей, не свои же, сама сказала, не жаль.
— Бабушке, — почему-то виновато пояснила внучка.
— Так ей кила-то до зимы хватит, обсосётся. Придётся в гости на чай наведаться, — и обе тётки залыбились, радуясь и фарту бабки, и возможности отведать на дармовщину недоступных шоколадок.
Расплатившись и уложив покупки в тряпичную авоську, «капиталистка» повернулась и, тоже не глядя на охломона, шагнула так, что ему пришлось резко отступить в сторону. Пошла, намеренно не торопясь и не оглядываясь, сторожа спиной и затылком его приближение. Шла и злилась: «И чего рохля медлит, так и до дома придётся идти одной». Наконец, услышала приближающиеся осторожные шаги, парень-то точно не очень-то спешил оказаться рядом. «Вот, дубина, как подглядывать за голыми бабами, так не стесняется, а подойти к одетой — не решается, сосунок!» Пришлось помочь. Она остановилась, захромав, подняла одну ногу, пытаясь удержать равновесие, чтобы снять босоножку и вытряхнуть из неё якобы попавший камешек. Оглянулась — парень совсем рядом.
— Подержи, — протянула ему тяжёлую сумку.
Он поспешно подошёл, взял сумку, а Маша, не спрашивая разрешения, по-свойски уцепилась за крепкий мужской локоть и потрясла снятую пустую босоножку. Надела, улыбнулась помощнику и пошла, не взяв сумки. Пришлось сосунку плестись рядом, приноравливаясь к её размашистому шагу. Словно приструнённому мужу.
— Студент?
— Ну, — ответил коротко, не умея наладить трёп с молодой и довольно симпатичной женщиной.
Он и на самом деле был в том возрасте, когда ещё только-только проявляется настоящее половое влечение к противоположному загадочному полу, когда неопытные юноши предпочитают, чтобы инициатива исходила с той стороны. «Точно, сосунок», — утвердилась в первоначальной оценке Маша, — «только и способен, что подглядывать в щёлку. Ничего, на увальня с такими габаритами и с такой внешностью скоро найдётся предприимчивая укротительница», — и Маше даже стало жаль, что это будет не она.
— Где грызёшь? — Она не сомневалась уже, что где-нибудь в солидном учебном заведении для крепких парней, где из таких вот здоровяков готовят защитников власти.
— В торгово-экономической академии, — огорошил защитник отечества, засмущавшись и чуток приотстав.
— Вот это да! — удивилась Маша и даже приостановилась, повернувшись к нему. — Ты что, сдурел? Кем собираешься стать-то?
Будущий академик покраснел и, не глядя на неё, буркнул:
— Ресторанным поваром… или администратором.
У Маши от удивления совсем округлились глаза. Она критически оглядела стушевавшегося парня.
— Тебе не поваром надо быть, а вышибалой.
Он усмехнулся, коротко взглянув на неё.
— Придётся… по совместительству.
Маша снова пошла, замедлив шаг и жалея парня.
— Как же это тебя угораздило вляпаться в кухари?