В тугом узле - страница 16
— Что значит «не стоит»? Тебе не повредит, если ты будешь знать тот механизм, который породил тебя.
— Это и мне известно: не аист детей приносит.
— Послушай меня, братец, и ты станешь умнее. Ты знаешь, что все начальство я развожу в машине. Но ты не знаешь того, что, собственно говоря, представляет собой эта черная «Волга». Садятся у меня за спиной два обремененных заботами начальника. Неважно — кто. И начинаются вздохи. Клапаны открываются, и — ай-яй-яй — в эту минуту они такое выкладывают, о чем в другое время молчали бы, как рыбы: тут и стратегический план предприятия, и общественная сплетня, доверительные данные и замятый скандал, подхалимаж и подкапывание под кого-нибудь и тэ пэ и тэ дэ. Они вершат судьбы кадров, и какие только мнения не высказываются обо всем и обо всех! Признаюсь, вначале это меня обижало. Я чувствовал, что они настолько ничего не скрывают, будто меня вовсе и нет в машине. Или совсем за человека, что ли, не считают. Теперь я смеюсь над этим. В свое удовольствие. Даже будто чего-то и не хватает, если молчат. Приходится провоцировать разговор.
Боже мой, если мне когда-нибудь придет в голову написать мемуары! «ХВТ» — Хронику всех тайн. Вот была бы бомба, землячок!
— А что, порядочные люди вообще не садятся в твою «Волгу»?
— Почему! Как раз в этом-то и интерес, что в большинстве своем это вполне серьезные, вполне порядочные люди. Каждый в своем роде. И каждый думает о себе, что он — отличный мужик, даже преотличнейший. Какая-то часть их и вправду отличные люди. Впрочем, это — особая статья. Потому что, друг мой Богар, человек, находящийся на определенной ступени развития, уже знает, как себя вести, и за столом, в обществе, перед камерой кино- или фотоаппарата уже не станет рыгать. Не правда ли? А там, на заднем сиденье «Волги», когда им кажется, что они одни, они уже не сдерживают себя… Ну, да я совсем не об этом хотел поговорить. Речь идет о тебе.
Несколько месяцев назад я вез в исполком генерального директора, товарища Мерзу. С ним были Ишпански и дядюшка Лайош Беренаш. По дороге директор обратился к Рыжему Лису:
— Послушай, Дюси, что там случилось с Мадарашем? Он с какой-то жалобой записался ко мне на прием.
Ишпански пожал плечами:
— Ему трудно в сборочном выдерживать нужный темп. Его надо бы отослать назад на плановый профилактический ремонт.
— Отпустить его в ППР?
— Даже и не знаю. Если бы кого-нибудь можно было бы поставить на его место, я бы ответил: да.
Тогда сидевший рядом со мной дядюшка Лайош повернулся к ним и сказал:
— А вы выдвиньте на эту должность Богара.
— Я его не знаю, — сказал генеральный директор.
— Это тот, который монтировал орган.
— Да? Тогда, может быть, это неплохая идея.
Ишпански скривил физиономию:
— Профессионального умения здесь недостаточно. Мне нужен всесторонне подготовленный мастер. Опытный, динамичный, знающий себе цену.
— А есть такой?
— Нет.
— Поищите получше!
— Те, кто чего-нибудь стоит, все распределены.
— Поищите.
— У меня нет ни времени, ни желания экспериментировать с неизвестными мне людьми.
— Так что ж, пусть остается Мадараш?
— Слаб. Особенно теперь, когда начались внешние монтажные работы.
— Слушай, Дюла, это — твое дело. Решите его как-нибудь. А потом проинформируйте меня, что я должен сказать этому Мадарашу.
Вот такой произошел разговор. Но я уже тогда знал, что мой давний дражайший приятель будет бригадиром.
— Однако это выглядело далеко не единодушным согласием.
— Старина, ты не знаешь весь этот механизм. Суть в том, что названо было только твое имя, других предложений-то не было. А решение? У них есть время, они отложат решение, чтобы дело вылежалось, а потом, когда опомнятся, искать другого уже не будет времени, да и не нужно, потому что первый всерьез наметившийся вариант уже засел в голову, и «аминь» будет сказано почти автоматически.
— За неимением лучшего. Но меня-то это не волнует.
— Правильно. Не надо быть слишком впечатлительным.
— Меня гораздо больше волнует то, что мне пообещали квартиру.
— Я и это знаю. Я же говорю тебе: ты выходишь на свет божий.
— И это может осуществиться?
— На сто процентов.