В твоих объятиях - страница 6
– Простите. Я не хотела...
– Не тревожьтесь понапрасну. Просто отрежьте мне кусочек этого пеканового пирога. С той минуты как вы о нем упомянули, я больше ни о чем не могу думать.
Тринити никогда раньше не бывал в такой огромной кухне. Один ее торец занимала громадная железная печка. Стена представляла собой ряд кухонных шкафов. Напротив – большой открытый очаг. Из окон открывался вид на пики далеких гор. Середину комнаты занимал длинный дубовый стол.
Но что по-настоящему потрясло его, так это цветы. Они были повсюду. Маленькие букетики и большие пучки, в чайных чашках и больших кувшинах, на столе и на каминной полке. Даже свисали в корзинках перед окнами.
Пока Виктория накрывала на стол, Грант засыпал Тринити вопросами относительно состояния трав в местах, которые он проехал, и возможного появления поблизости банд индейцев. Бак разместился у двери.
Виктория пыталась убедить себя, что Тринити внимательно слушает дядю, но его глаза почти не отрывались от нее. Поначалу ей это льстило, но вскоре ей захотелось, чтобы его взгляд переместился куда-нибудь еще. Его внимание ее смущало. После пяти лет пребывания в исключительно мужском обществе она привыкла быть центром внимания, но что-то в его пристальном наблюдении заставляло ее чувствовать себя неуютно.
Этот взгляд не был оценивающим. Такие она хорошо знала. Скорее, она назвала бы его неодобрительным. И еще пронизывающим, как будто он старался проникнуть во все ее секреты. И даже это было не совсем точным определением. Было в его скрытой глубине нечто резкое и осуждающее.
Она увидела, как он оглянулся через плечо на Бака. Он что, решил, будто у нее с Баком роман?
Эта мысль заставила ее всерьез разозлиться на Тринити... и на Бака.
Тринити не имел права так на нее смотреть. Он ничего о ней не знал. Интересно, она ему просто не понравилась, или он вообще не любил женщин? Нет, не так. Она вспомнила, как он поглядел на нее, когда увидел в первый раз.
Ну что ж, вряд ли его мнение может что-то для нее значить. Он пробудет здесь всего каких-то несколько недель или месяцев.
И все же ей не хотелось так быстро отмахиваться от него. Она не сомневалась, что он может многое порассказать.
– Могу я дать вам что-нибудь еще? – осведомилась она, ставя перед Тринити ореховый пирог.
В его глазах появились веселые искорки. Может, он и осуждал ее за что-то, но хорошо будет пообщаться с человеком, который заставит ее смеяться.
Кроме того, ей нужно было понять, почему ее так тянет к нему. У нее было ощущение, что она знает его всю жизнь...
– Второй кусок.
Виктория удивленно посмотрела на него и засмеялась:
– Да вы еще первый не ели. Откуда вы знаете, что вам понравится?
– Его пекли вы?
– Я его стряпала, а пек Рамон.
– Тогда уверен, что он мне понравится.
– Вы, наверное, ирландец.
– Разве вам не нравятся комплименты? – поинтересовался Тринити.
– Нравятся, но заслуженные.
Тринити откусил пирог и зажмурился, наслаждаясь вкусом.
– Этот, безусловно, заслуженный, – кивнул он. – Знай я, что вы умеете делать с пеканами, я притащил бы с собой из Техаса целый мешок.
– Хорошо, что я умею стряпать. А то мне больше ничего не разрешают делать, – пожаловалась Виктория.
Сдержанный гнев, горечь и неудовлетворенность прозвучали в ее голосе так явно, что все трое мужчин не могли их не заметить. Она знала, что дядя и Бак ее не поймут. Они никогда ее не понимали. Она все время старалась сдерживаться и выказывать лишь благодарность, но иногда просто не могла скрыть свои чувства. Ее раздосадовало, что сейчас она обнаружила их перед незнакомцем.
– На таком ранчо женщина мало что может делать, – объяснила она, надеясь, что у Тринити не хватит сообразительности ее понять. Хотя в глазах его светился ум. – Временами мне так хочется делать что-то по-настоящему полезное. Больше, чем печь пироги и выращивать цветы.
Тринити сосредоточился на пироге, предоставив Гранту Дэвиджу ответить племяннице.
– Полагаю, что тебе надоело быть закупоренной в этой долине, но у меня не было бы ни минуты покоя, окажись ты рядом с индейцами или еще бог знает с кем, проезжающим через долину.