Вахтанговец. Николай Гриценко - страница 18
няться за создание системы, он изучал великих гениев сцены. Жаль, что
они не совпали во времени.
Первый спектакль, который я увидела на сцене театра имени Вахтан
гова, был «Шестой этаж», по пьесе Жери. Яркая вспышка в моей памя
ти, причем не как кусочек лоскутного одеяла, а подробная и отчетливая.
Хотя с тех пор прошло (ай-яй-яй, страшно сказать!) пятьдесят лет.
Не хочу объяснять, почему, в чем причина, что спектакль (мелодрамати
ческая история обитателей пансиона мадам Маре), поставленный в сере
дине прошлого века, до сих пор стоит перед глазами, но я все отчетливо
помню и вижу, как будто это было вчера.
Все персонажи, все без исключения, были именно французами, не ка
рикатурой, как тогда обычно изображали иностранцев, этих чудовищ,
алчущих одного - обогащения и наживы. Да, да только долларов! Дядя
Сэм сидел на мешке с эмблемой $, что являлось знаком сатаны, «города
желтого дьявола», и украшал все номера журнала «Крокодил». Клетчатые
пиджаки, яркие галстуки, в зубах здоровенная, как ракета, сигара, воню
чий запах которой удушал первые ряды партера, неестественный хохот,
огромная шляпа, перстень, хищный оскал. Так вот, в спектакле «Шестой
этаж» ничего похожего не было.
Постановщиком спектакля был Николай Олимпиевич Гриценко, и это
была его единственная (что тоже странно!) режиссерская работа, про
должения не последовало. Причин было, наверное, много, что теперь
об этом рассуждать. Но в этом спектакле, несомненно, присутствова
ло главное - естественность, разнообразие характеров, пульс, биение
самой жизни.
«Шестой этаж». Жонваль - Николай Гриценко, Дама в сером - Елена Коровина
Декорация представляла собой двухэтажный дом в разрезе, и вы по
падали то в комнату хрупкой, прозрачной, неземной девушки Эдвиж
Ошепо с пронзительным, проникающим в самую душу голосом
(позже я узнала, что это знаменитая «Мадемуазель Нитуш», великая
Галина Пашкова), то в комнату ее отца - писателя, трогательного, наи
вного, влюбленного в свою дочь. Речь его была мягкая, особенная,
с чуть заметным пришепетыванием, как будто он боялся громко про
изнести слово, чтобы не спугнуть образы и видения, которые населяли
его воображение. Эту роль замечательно исполнял Виктор Григорь
евич Кольцов. Он придумал для своего персонажа берет, из-под ко
торого выбивались седые «творческие» пряди, шею обмотал шарфом,
ставшим впоследствии неизменным атрибутом любого модного кино
режиссера. Слева от зрителя находилась комната самого Жонваля, со
вершенно неуютная, непритязательная, и к нему по лестнице, которая
разделяла сцену на две части, поднималась таинственная дама в сером,
в черной маленькой шляпке с вуалью, скрывающей лицо. Это была
женщина-тайна, женщина-загадка. Казалось, при ее появлении в зал
влетал аромат французских духов. Играли ее в очередь Е.М. Коровина
и Г.К. Жуковская.
Супруги Лескалье - очень яркая пара в исполнении Евгения Федорова
и Ларисы Пашковой. Он - художник, с вечной трубкой в зубах произно
сил фразу на радость зрительному залу: «Не могу работать, не куря, и ку
рить - не работая». Она - воплощенное любопытство, вихрем носилась
вверх-вниз по лестнице. Главное - ничего не упустить, быть в курсе всех
событий.
Алла Александровна Казанская появлялась с черно-бурой лисой на пле
че и огромным фингалом под глазом, не скрывая своего пристрастия к бу
тылочке и снисходительного отношения к своей весьма легкомысленной
профессии. Я описываю этих персонажей так подробно только потому,
что в каждом из них жил совместный труд, труд самого актера и труд ре
жиссера Гриценко. В каждом чувствовалась его рука, что-то от него са
мого - Николая Олимпиевича, его стремления к яркой сценической вы
разительности, к празднику театрального действа, в каждом сверкало
его озорство и лукавство, с которым Николай Олимпиевич так дружил
в своих комедийных ролях.
Так вот, начало спектакля. Гриценко, как знаменитый шансонье, вы
ходил на сцену с микрофоном и исполнял на чистейшем французском
языке прелестную песенку, вводя зрителя в дальнейшие перипетии пье
сы, уже создавая определенное настроение. Да, да! Мы сейчас окажем
ся во Франции, где ни я, ни, наверное, никто из зрителей не бывал, знал