Валленштейн - страница 14

стр.

— Прикройте меня! — велел Хильденбрандт и яростно атаковал бандитов под надёжным прикрытием Валленштейна, фон Брауна, графа Колонны и графа де Габрияка. Сделав вид, что он пытается настигнуть вожака разбойников, барон внезапно напал на раненого в бедро верзилу, вышиб из его рук шпагу и пистолет и, ударив клинком плашмя по темени, оглушил лесного вора. В следующее мгновенье он сгрёб владельца мула в охапку, легко бросил пленника себе на плечи и, подхватив на ходу свою шпагу и валяющийся на земле пистолет, огромными прыжками понёсся к повозке. Ему попытался помешать курчавобородый толстяк и какой-то коренастый широкоплечий крепыш с длинными, Волосатыми, обезьяньими руками, но они вынуждены были тотчас отскочить назад под ударами шпаги Валленштейна. Барон одобрительно улыбнулся и, одним рывком высоко подняв бандита, почти на вытянутые руки, с размаху швырнул его в повозку.

— Уходим! — крикнул Валленштейн и кивнул барону.

Тот понял его без лишних слов, вскочил на козлы, схватил кнут и гикнул на запряжённых лошадей — повозка резко рванула с места. В то время как ваганты на ходу запрыгивали в неё, Валленштейн вскочил в седло, схватил за поводья коня фон Хильденбрандта и поскакал следом. Краем глаза в последний момент он заметил, что обезьяноподобный крепыш целится в него из пистолета, успел пригнуться к самой гриве коня, но пуля всё-таки вскользь прошлась по его голове, вырвав изрядный клок густых тёмно-русых волос. Валленштейн зашатался в седле и медленно сполз вниз, бессознательно цепляясь крепкими длинными пальцами за конскую гриву, успев заметить, как Хильденбрандт оглянулся, резко натянул вожжи и передал их дону Родриго. В следующий момент, когда Валленштейн уже валялся на земле, его соперник под прикрытием фон Брауна и князя Боргезе мчался к нему.

Курчавобородый медленно поднял пистолет со взведённым курком и процедил сквозь зубы:

— Ты тоже умрёшь, раз не захотел сдаться живым. Не будь я Джакомо Негро!

Однако фон Браун опередил его на какую-то долю секунды. Два выстрела прозвучали почти что одновременно. Барон, которому предназначалась пуля главаря шайки, успел броситься на землю. Джакомо Негро, получив свинцовый гостинец в правое плечо, взвизгнул фальцетом: «Рара е рорсо![21] и, выронив пистолет, свалился на руки обезьяноподобного.

Подхватив Валленштейна, барон огромными прыжками понёсся за удаляющейся повозкой. Его отход прикрывали с обнажёнными шпагами фон Браун и князь Боргезе.

Джакомо Негро опомнился и, зажимая волосатой рукой рану на мясистом плече, завопил благим матом:

— Вперёд, канальи! Чего рты разинули? Немедленно догоните этих негодяев!

Но было уже слишком поздно. Повозка с вагантами на бешеной скорости неслась вниз, за ней следовали две верховые лошади, на которых горделиво восседали Браун и князь Боргезе.

— Popco maldetto![22] — не переставая, ругался Джакомо Негро чуть не плача. — Во всём виноват ты, Козимо! Смазливый идиот! И ты тоже идиот и кретин! — последние слова относились к обезьяноподобному. — Ты, Марчелло, редкий болван! — стонал главарь.

— Вините во всём своего братца! Почему он не предупредил, что это не ваганты, а какие-то черти, вырвавшиеся из преисподней?

— Заткнись, Марчелло, ты действительно редкий болван, но нам в самом деле неплохо было бы разобраться, кого нам подсунул проклятый Козимо? — заметил главарь, с досадой глядя на опустевшую дорогу.


— Я думаю, нам обязательно нужно выяснить, кто на нас посмел напасть почти возле самой Кьеджи, — произнёс Хильденбрандт, когда ваганты отъехали от места происшествия на довольно безопасное расстояние. С этими словами он красноречиво пнул оглушённого бандита ботфортом в бок.

— Может, его отдать в руки инквизиции? — предложил князь Боргезе.

— Лучше не стоит, — мрачно улыбнулся барон, — тогда мы уж точно ничего не узнаем. Братья-доминиканцы умеют хранить свои тайны, а этот ублюдок — мой пленник, и я хочу знать побольше об этих лесных ворах, если в самом деле это лесные воры, и мне очень любопытно, почему они напали именно на нас?

Когда пленник пришёл в себя и смог связно говорить, он не стал запираться. Едва лишь его подвесили вниз головой на подходящем дереве, как раз над небольшим костром, как бедняга поспешил рассказать своим мучителям всё, что знал, и даже то, что не знал.