Вам суждено всегда быть вместе - страница 11
— С вами здесь всё будет в порядке? Солнце очень жаркое. Вы можете зайти под тень крыльца. На крыльце будет безопасно.
— Я останусь прямо здесь, — сказал Роберта, — и к чёрту крыльцо.
— Всё закончилось, — заверил я её. — На самом деле. Вы можете зайти под тень тополей. В смысле, если вы не считаете, что на крыльце безопасно. Но там безопасно. Крыльцо, в смысле.
Кристи одарила меня смесью жалости и раздражения. У Сторми она спросила:
— Машину обычно водишь ты или он?
— Я поведу, — ответила Сторми. — Пошли, Одди.
Я со Сторми отправился к тополям, но затем мне пришлось сбегать к Роберте и вернуть её скалку. На Кристен я больше не посмотрел.
Пока Сторми везла нас на ярмарочную площадь, я позвонил шефу полиции Уайату Портеру, который был мне как отец, и рассказал о том, что произошло, когда и где. Как обычно, он должен был сделать всё, чтобы исключить меня от официальной версии.
На автостоянке ярмарочной площади Сторми захотела посидеть в тишине с поднятыми стёклами и включённым кондиционером. Мы наблюдали, как вечерний свет темнел от персикового к абрикосовому и затем к вишнёвому, и через несколько минут она закрыла глаза, после чего я посмотрел не на красочное западное небо, а на неё.
В конце концов она сказала:
— Когда мы закончим школу и начнётся реальная жизнь, ты можешь продолжать быть поваром блюд быстрого приготовления?
— Конечно. Почему нет?
— Со всем… со всем остальным в твоей жизни?
— Из-за этого всего остального работа повара позволяет мне сохранять рассудок.
— Раньше или позже это всё тебя погубит — что ты видишь, что ты можешь делать, что ты такое.
— Я постоянно работаю над этим и справляюсь всё лучше, — заверил я её. — Если мои упоротые родители не смогли свести меня с ума, я не слечу с катушек только из-за того, что могу видеть задержавшихся умерших.
— И видеть пророческие сны.
— Подумаешь, большое дело.
— И психический магнетизм, — сказала она, имея в виду ещё один мой дар, который не сыграл свою роль в приключении того дня.
Помолчав, я сказал:
— Возможно, то, чего ты действительно боишься, не погубит ли всё это в конечном счёте тебя.
— Возможно.
— Со мной не легко встречаться.
Она ничего не сказала.
Дальнейшее молчание было мучительным, и я в итоге разорвал его сам.
— Больше всего на свете я хочу не тебя. Больше всего я хочу, чтобы у тебя была счастливая жизнь.
Вдруг её густые ресницы заблестели слезами, которые она сдержала.
— Мне правда хочется собственный магазин мороженого.
— Ставлю, что у тебя будет сеть магазинов мороженого.
— Не так давно я была никем.
— Ты была кем-то для меня. Ты — всё.
— Я хочу быть кем-то, странный мой. Я хочу иметь дело, которым могу гордиться, место, куда людям нравится ходить. Когда люди будут слышать моё имя, я хочу, чтобы они думали о мороженом. Я хочу, чтобы моё имя делало их счастливыми, так же, как их делает счастливыми мороженое.
Если бы я заверил её, что она достигнет своей мечты, я не смог бы дать ей ту единственную вещь, которую она от меня требовала: правду, будь она лёгкая или тяжкая. Я не мог видеть будущее. Если бы я наобещал ей всего в этой ситуации, если бы настоял на том, что мои паранормальные способности могут только улучшить обе наши жизни и чуть ли не гарантировать успех, если бы я минимизировал сложности моей собственной борьбы с моим шестым чувством, я бы ей солгал.
Наконец, я спросил:
— Что ты хочешь делать?
Не открывая глаза, она протянула мне руку, и мы держали руки друг друга, пустыня темнела, а праздник на главной аллее раскрашивал ночь богаче северного сияния.
Через минуту она открыла глаза, улыбнулась мне и ответила на вопрос пятью словами, которые дали приятную передышку.
— Я хочу пойти на карнавал.
Мы ели лёд с апельсиновым сиропом, чизбургеры и острую жареную картошку. Мы проехались не только на «Наклонись и вертись», но также на «Вжике», «Большом Буме» и на «Гусенице». Никого из нас не вырвало.
Время от времени я видел мистера Пресли, бредущего по главной аллее. Он наблюдал за людьми, которые ели хот-доги, бургеры, жареное мороженое, жареные «Олмонд Джой»[13] и картофель-фри, который он сам уже больше съесть не мог.