Запись нужно вырвать и выбросить, другого варианта нет. Но просто бросить ее в мусорное ведро нельзя. Вдруг родители заметят листы с ее почерком и решат проверить, не из школьной ли это тетради и не скрывает ли Леся плохую оценку? Даже если запихнуть бумагу поглубже, она может вывалиться, когда пакет с мусором будут вытягивать из ведра. Нет, слишком опасно. Уж лучше сразу в контейнер.
Леся начинает одеваться, и тут ее посещают новые картины, не имеющие уже никакого отношения к реальности, но по-прежнему пугающе яркие. Вот Макарыч из четвертой квартиры, алкаш и полубомж, копается в контейнере, находит листы и заинтересовавшись, читает. Потом ржет и делится прочитанным с первым попавшимся соседом. Или, скажем, кто-нибудь случайно выбрасывает ценную вещь и лезет в контейнер, чтобы ее достать. Или мусорщики переворачивают контейнер, и листы, подхваченные ветром, разлетаются по двору...
Леся мечется по комнате. Завернуть в пакет? Макарыч заинтересуется, что там в пакете. Замазать? Все пятнадцать страниц? Не хватит ни корректора, ни сил, да и сквозь замазку текст, бывает, по-прежнему видно. Залить водой? Чернила не всегда расплываются до нечитаемости. Сжечь?
Да, нужно сжечь. Но дома нельзя. Даже если дождаться, пока мама уйдет, Бог знает, сколько держится запах дыма. Как отвечать, если спросят, что сгорело? Еще подумают, чего доброго, что Леся начала курить!
Но ведь и на улице нельзя тоже - кто-нибудь наверняка прицепится, мол, спички детям не игрушка. Что же делать, что делать?
***
Она носит с собой дневник три дня, потом решается и прячется в башенке детской горки (в чужом дворе, чтобы соседи уж точно не донесли маме). Идет дождь, и на детской площадке ни души. В башенке сухо и воняет мочой. Леся достает спички.
Она решает не вырывать страницы, а сжечь сразу весь дневник. Ну его, в самом деле - зачем рисковать, что мама однажды прочтет хоть что-нибудь из ее мыслей?
Сгорают ругательства и проклятия, сгорает зеленая лягушка, сгорают истории - о блондине из восьмого класса, который ей нравится, об узоре для ногтей, которому ее научила Катька, о "детках", выросших на каменной розе, о первой в этом году грозе.